Знахарь
Шрифт:
Она кричала. По мере того, как одежда на ней рвалась, а тела её касался рот грязного подонка. Он трогал её грудь. Он засунул руку ей в трусы. Он лобзал её соски противным, помойным языком. Обставляя на ней грязные слюни ублюдка… Она звала Алви. Но он не слышал. Она вырывалась, но выродок держал её крепко. Когда он стянул с неё последнее бельё, Женя закричала так громко как только могла…
— Алви… АЛВИ… — и в конце, словно падая в пучину ужаса и боли она прокричала — ПАПА…
Слово из далёкого прошлого,
Это слово было последним что она смогла крикнуть.
Насильник закрыл ей рот рукой, в результате звукоизвлечение было значительно снижено. Так продолжалось какое-то время, он боролся с ней, постоянно лавируя между тем чтобы вставить свой гнилой отросток, и при этом крепко держать девушку, при этом не разжимая рот. Ублюдку явно не хватало рук…
Но потом, разочаровавшись в своей стратегии он начал действовать совсем иначе. Сначала, разозленный урод, схватил Женю за горло. Кажется,она взбесила его окончательно, чем поменяла некие планы… Или же нет?
Что происходило ТАМ, она не знала, потому как очень быстро начала задыхаться. В первые секунды она пыталась убрать его руки от горла, но после, как будто что-то ей помогло, к Жене пришла мысль поцарапать подонка. Вырвать его глаза… Разодрать напоследок лицо… Сделать хоть что-то…
И, кажется, она даже в этом преуспела…
Но, конечно, исходя из урона, это было схоже с лёгким капризом неугомонной жертвы.
Она умирала. Воздух не поступал в лёгкие, и лицо её приобрело фиолетовый оттенок, белёсые глаза заволокло красными капиллярами. А потом её куда-то потянуло.
Она чувствовала, как уходит боль. Как её тело становится лёгким…
Яркая вспышка!!!
И наконец свет. Как давно она мечтала о нём. Длинную, скучную и безнадёжную, по её ощущениям, жизнь в том мире. И пусть короткую, но полную надежд в этом. Она мечтала о свете. О лучах солнца, которые проникнув в окна, озаряли и подсвечивали мелкие частицы пыли… О чудесном в своей силе и притягательности огне. За которым, говорят, возможно наблюдать бесконечно. О синеве морей и океанов, что лазурью и свежестью наполнили душу… О зелени травы и листвы. И конечно она мечтала увидеть Алви. И увидеть себя…
Свет слепил до рези глаза, но она не закрывала их. Слишком много лет она была во тьме. Слишком много лет, чтобы так легко сдаться и вновь окунуться во мрак. Нет. Она больше туда не вернётся. Никогда…
Она любовалась светом, она купалась в нём, словно в падающем потоке воды. А он изливался на неё.
Яркие всполохи постепенно очерчивали всё вокруг, и Женя постепенно «проявляла» новый мир. Словно свежее изображение на фотокарточке, погруженной в раствор проявителя. Мир вокруг становился всё более чётким.
Стены, всполохи, тени, отблески огня… Мир наполнялся красками и детализацией.
А потом появился Он. Ангел? Архангел? Она почему-то забыла,
И всё-таки как он прекрасен… Лицо пока что не получалось рассмотреть, глаза всё ещё не восстановили фокус, но размытое очертание фигуры, опоясанной голубым (кажется) пламенем, и протягивающее ей руку, существо было прекрасным…
— Покажи мне свой мир. Ангел. — тихо, но абсолютно не смущаясь своей наготы, произнесла Женя. А чего смущаться? Небеса «выше» всего сущего…
— Урчч.
— Не верю!!!
— Глупый, глупый человек…
— Вредный, наглый монстр.
— Почему, почему человек не ест много вкусной еды. Почему? Так нельзя, глупый человек… Ты либо ешь слабых, либо еда для сильных…
— Все сложнее, чем ты себе представляешь, проглот… Я рад тебя слышать, друг.
— Урке было скучно. Урка хочет еды. Урке было страшно. И Урка голоден.
— Я думал ты умер…
— Пока человек жив, будет жив и Урка…
— Хотелось бы верить. Я сильно накосячил, там, в реальности.
— Урка не помнит дней, когда бы человек не косячил. Только Урка был правильным монстром, много ел, быстро бегал. Убивал слабых, убегал от сильных. Урка знает, как надо жить.
— Мы больше не в теле Монстра. Теперь мы человек.
— Ты никогда не будешь в теле человека. Ты Монстр Максим. Слушай Урку. Урка научит.
— Почему ты вернулся так поздно? Один я не справляюсь.
— Ты не слушал. Ты забыл. Не только про меня. Ты забыл про неё.
— Моя музыка.
— Наша музыка.
— Нам пора.
— Вместе, человек?
— Теперь да. Всегда!
Возвращение в реальность было сродни чемпионату по нырянию в стекло. Боль. Снова.
Лопнувшая кожа обильно источала гной, сукровицу… И кровь, это казалось невозможным, но в его организме ещё была кровь.
Руки двигались слишком медленно, левая и вовсе почти не откликалась на импульсы. Ноги на удивление слушались, но не отличались обилием сил и выносливости. Один глаз окончательно заплыл, и увидеть сквозь него что-либо не получалось. Второй же глаз слезился так, словно был не человеческим органом, а специальным приспособлением. Коим пользовались клоуны. Отчего-то именно такие ассоциации посещали Алви. В целом состояние было на троечку.