Знак алхимика. Загадка Исаака Ньютона

Керр Филипп

– «Он… дает мудрость мудрым и разумение разумным; Он открывает глубокое и сокровенное, знает, что во мраке, и свет обитает с Ним». Книга пророка Даниила, глава два, стихи двадцать один – двадцать два.

Должен признаться, меня несколько задело загадочное обращение Ньютона к Святому Писанию, так как я уже давно заметил, что ему нравится сбивать меня с толку. У меня сразу же испортилось настроение. Почувствовав это, мой наставник снисходительно похлопал меня по колену, как верного пса, хотя его слова были исполнены тепла и доброты.

– Да ладно, сэр, не стоит беспокоиться. Я и сам знаю, что мне еще нужно над собой работать.

– Мой дорогой юный друг, вы можете быть уверены, что вам, спасителю моей жизни, я поведаю все свои соображения. Получить описание его внешности было совсем не трудно. Тот, кто сделал эту гинею, долго водил знакомство с ртутью, которая вызывает у человека описанные мною болезненные проявления: почернение зубов, дрожь в руках, неутолимую жажду. Я мог бы еще упомянуть влияние ртути на рассудок. Об этом мало кому известно. Я сам узнал, насколько опасна ртуть, только благодаря тому, что весь тысяча шестьсот девяносто третий год находился в отвратительном расположении духа и чуть не сошел с ума из-за того, что без конца экспериментировал с ртутью в своей лаборатории. Значит, леди рассказала нам гораздо меньше, чем она знает.

– Почему?

– Она сказала, что ее муж всего лишь выдал фальшивую монету за настоящую, а в действительности он сам ее сделал. Бернингем почти наверняка и есть тот самый человек, который усовершенствовал процесс изготовления фальшивого золота. Вероятно, своим молчанием миссис Бернингем надеется спасти его от виселицы, хотя лично я считаю, что повешение и брак – это примерно одно и то же.

Ньютон приказал своему кучеру ехать в Тауэр, а оттуда на Джермин-стрит.

– Я хочу попросить вас об одолжении: ничего не говорите мисс Бартон о нашем сегодняшнем приключении. Она очень чувствительна и склонна к самым разным фантазиям. Мне бы не хотелось, чтобы всякий раз, когда я выхожу из дома, она волновалась о том, не будет ли мне угрожать опасность. Дела Монетного двора – это единственное, о чем моя племянница должна оставаться в неведении.

– Можете мне поверить, сэр. В отношении этой юной леди я стану образцом сдержанности.

Ньютон кивнул мне.

– Но, – продолжал я, – поскольку теперь я счастлив пользоваться вашим полным доверием, сэр, я хочу напомнить вам о деле, относительно которого продолжаю оставаться в прискорбном неведении. Меня интересует, что вы думаете по поводу смерти Джорджа Мейси, чье убийство, следуя вашему приказу, я храню в тайне. Я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы поделились своими мыслями по этому поводу. Должен признаться, что гибель моего предшественника продолжает занимать мои мысли.

– Хорошо, что вы мне о нем напомнили, – сказал Ньютон.– Мне удалось довольно много о нем узнать. По всеобщему мнению, Мейси отличался усердием, но не мог похвастаться образованностью, хотя, насколько мне известно, старался расширить свои горизонты. Однако его старания не дали результата, и, похоже, он не раз прибегал к советам человека, являвшегося его информатором, – золотых дел мастера по имени Леджер Скруп. Это имя почему-то кажется мне знакомым, хотя я не могу вспомнить, где его слышал. Поскольку мистер Скруп должен был до нынешнего момента находиться за пределами страны, признаюсь, я о нем забыл, и ваше напоминание пришлось очень кстати. Мы попытаемся навестить мистера Скрупа завтра, в его лавке на Стрэнде. Возможно, ему удастся пролить свет на письмо, написанное на иностранном языке, которое попало к Мейси и которое он, по словам его друга мистера Элингэма, плотника Тауэра, очень хотел понять.

Из окна кареты я увидел знакомые очертания Тауэра, похожие в лунном свете на город короля Приама, купающийся в сиянии серебряного глаза Зевса. Карета остановилась у Средней башни, рядом с Барбиканом 13 , где беспокойно рычали львы, и я вышел на прогулочную площадку. Прежде чем закрыть за мной дверь, Ньютон высунулся наружу, в холодную, пропитанную запахами животных ночь, чтобы сказать мне пару слов перед тем, как я уйду.

– Давайте встретимся завтра утром, в девять часов, перед водонапорной башней у домов Йорка и нанесем визит мистеру Скрупу. А потом навестим Бернингема в Уите.

13

В средневековом замке барбикан – навесная башня, постройка, обороняющая подъемный мост

Затем Ньютон постучал тростью по крыше кареты, и маленький красный экипаж с дребезжанием покатил на запад по Темз-стрит.

Я повернулся, подошел к часовому у башни Байворд, который довольно далеко отошел от своего поста, и остановился с ним поболтать, поскольку я постоянно старался улучшить отношения между Монетным двором и гарнизоном. Мы поговорили о том, как не замерзнуть, когда стоишь на посту, и какую башню больше всего любят привидения. Разгуливая по территории Тауэра ночью, я всегда боялся встретить какого-нибудь призрака или духа. Мне было очень стыдно, но я ничего не мог с собой поделать. В свою защиту могу сказать только одно: здесь произошло столько ужасных событий, что если и есть на свете место, где непременно должны бродить призраки, так это Тауэр. Стражник считал, что с башней Мартина, известной также под названием Сокровищница, связано много жутких легенд. Но тут к нашему разговору присоединился сержант Роэн, который знал Тауэр лучше многих других.

– Здесь каждый уголок имеет собственную легенду про призраков, – сказал сержант Роэн, которого природа наградила могучим телосложением и высоким ростом.– Но самая плохая репутация у Соляной башни: говорят, она особенно полюбилась призракам. Как вы знаете, мистер Твистлтон, оружейник, увидел там привидение и лишился рассудка. Я и сам слышал и ощущал такие вещи, которым не могу найти объяснение. Поневоле приходится считать их явлениями сверхъестественными и несущими в себе зло. В тамошних подвалах пытали священников-иезуитов. Вы даже можете увидеть надпись на латыни, сделанную одним из них на стене.

– И что с ним произошло? – спросил я.

– В тысяча пятьсот девяносто пятом году его отправили в Йорк и там сожгли заживо, – ответил Роэн.

– Бедняга, – сказал я. Роэн усмехнулся:

– Вы так думаете? Он был католиком и настоящим фанатиком. Не сомневаюсь, что он сделал бы то же самое со многими несчастными протестантами.

– Возможно, – не стал спорить я.– Но по-моему, философский аргумент, состоящий в том, что мы должны сделать что-то с другими, прежде чем они сделали это с нами, звучит очень слабо.

– Вряд ли в мире найдется достаточно философов, понимающих, насколько жестоки католики, – настаивал на своем сержант.– Во Франции в тысяча шестьсот восемьдесят первом и восемьдесят пятом годах, когда солдаты короля Людовика квартировали в домах гугенотов и получили возможность творить жуткие вещи, чтобы обратить их в католичество, протестанты подвергались ужасным гонениям. Поверьте мне, приятель, нет таких издевательств и мучений, которым эти жестокие миссионеры не подвергали других людей, чтобы заставить их принять римскую религию и ходить к мессе. Стариков сажали в тюрьмы, женщин насиловали и подвергали страшным поркам, молодых людей отправляли на виселицы, пожилых женщин сжигали заживо.