Знак фараона
Шрифт:
Уна была свободной, но происходила из бедной семьи. Когда девочке исполнилось двенадцать лет, родители отвели ее к женщине, которая обучала детей танцам. Та признала Уну столь красивой и обнаружила у нее такие способности, что согласилась не брать с ее родных никакой платы. Она же со временем сумела пристроить девушку в царский гарем, за что получила большую награду.
Родители Уны от души возблагодарили богов. Сделавшись наложницей фараона, их дочь могла родить от него ребенка и породниться с людьми божественной крови. С другой стороны, законный союз юной танцовщицы с таким человеком, как Интеб, тоже был подарком
Что касается родителей Интеба, то они втайне возражали против этого брака, но не осмелились противиться союзу, который благословил сам царь.
— К тому времени я хорошо понимала, что такое гарем. Мне не были нужны ни праздность, ни роскошь. Я не хотела быть одной из многих. Я желала вырваться из золотой клетки. Обрести свободу. И любовь, — призналась Уна и продолжила: — До тебя у меня был только один мужчина. Тебе известно, кто это. Когда я только появилась в гареме, меня отвели к нему, и он провел со мной ночь, а после забыл обо мне. Прошло больше года, и вот однажды он вновь позвал меня к себе и взял на ложе, а потом сообщил, что на мне хочет жениться весьма достойный молодой человек. Я догадалась, что он говорит о тебе. Я до сих пор вспоминаю, каким взглядом ты смотрел на меня на пиру у фараона, как я улыбнулась тебе, а ты густо покраснел и что- то невнятно пробормотал. Я понимала, что ты влюбился, и знала, что тоже смогу полюбить тебя.
Интеб накрыл пальцы жены своей большой теплой ладонью.
— Я знаю, что ты меня любишь и что была мне верна все эти годы.
В прекрасных глазах Уны блеснули слезы.
— Именно любовь к тебе стала причиной того, что я совершила. К тому времени как ты забрал меня из царского гарема, я была беременна больше двух месяцев и сходила с ума, думая о том, как мне быть. Я не представляла, как ты себя поведешь, если узнаешь правду, и не ведала, какой будет воля царя. — Женщина в волнении облизнула сухие губы. — Я боялась потерять тебя.
— Ты права, — задумчиво промолвил Интеб, — не знаю, как бы я поступил.
— Вскоре ты уехал. Я осталась одна в твоем доме; из близких людей со мной была только Мути, женщина, которая устала от суеты и гаремных интриг и пожелала удалиться на покой. Она была умна и предложила мне утаить правду. Я так и сделала. Я жила в твоем доме до тех пор, пока могла скрывать свое положение, а потом сказала, что переселяюсь к родителям. На самом деле мы с Мути жили в хижине на берегу Нила. Ребенок родился незадолго до твоего возвращения, и я приняла, как мне тогда казалось, единственно правильное решение. — Женщина мужественно досказала историю и добавила: — А теперь я хочу просить тебя о невозможном.
— О чем? — тихо произнес Интеб.
Он держался из последних сил; до боли противоречивые чувства были готовы хлынуть из глубины души, словно кровь из перерезанного горла.
— О том, чтобы ты признал моего сына своим. Я не намерена открывать Тамиту правду о его происхождении, потому хочу, чтобы ты выступил в роли его отца.
Лицо Интеба исказилось.
— Как я могу!
— В противном случае мне придется тебя покинуть. Я должна быть рядом с этим юношей, должна вернуть ему то, что отняла много лет назад. — Тон, которым говорила Уна, был отрезвляюще строгим, в нем не осталось ни сомнений, ни слез.
— Его отец — тот, кого сотворили боги! — в смятении пробормотал Интеб.
— Об этом знаем только ты, я и Мути.
Мужчина застыл в тяжелом молчании. Казалось, он истекал кровью, струящейся из невидимой раны.
— Интеб! — в отчаянии воскликнула Уна. — Если ты не назовешься отцом этого юноши, его не удастся освободить!
— Он похож на фараона? — спросил муж. Он выглядел очень взволнованным. По его лицу разлилась бледность, на лбу выступил пот.
— Нет, — мягко сказала Уна. — Никто ни о чем не догадается. У Сети много детей. Ему не нужен мой сын.
Интеб поразился тому, насколько спокойно его супруга произнесла священное, магическое, запретное имя. Он смотрел на Уну с невольным трепетом. Эта женщина делила ложе с царем, она зачала от того, кто был отгорожен от мира ореолом божественности, кто был недосягаем, как солнце!
Когда Интеб последний раз видел фараона, тот выглядел очень плохо. Его глаза ввалились, а тело напоминало сухой лист. Как это ни ужасно, дни Сети, сына великого Ра, сочтены. Скоро он обретет новое царство.
Кто займет место великого фараона? До ушей Интеба доходили тайные слухи, что им станет не тот, кого царь назначил наследным принцем, а другой сын, которого звали Рамсес. Интеб размышлял о превратностях земных путей и всесилии божественной воли. Уна решила избавиться от ребенка, но судьба все равно привела его к ней! Недаром у них не было детей! Боги сохранили это место для мальчика по имени Тамит.
Интеб вздохнул. Придется покориться неизбежному. И потом.. . существовало еще кое-что, о чем он предпочел умолчать. Интеба ждали новые военные походы. Если его убьют, Уна не останется одинокой, с ней будет сын.
Луна скрылась за облаком, овеянный прохладным ветром город погрузился во тьму. Супруги не спали. Едва звезды начали бледнеть, как женщина сказала:
— Поехали! Пора.
Уна торопила Интеба, а он медлил, потому что боялся. Боялся неизвестности, перемен.
В конце концов женщина взяла в ладони его большую тяжелую голову, притянула к себе и, глядя на мужа сияющими, полными надежды глазами, промолвила:
— Разве ты когда-нибудь сомневался во мне, Интеб? Поверь и сейчас: все будет хорошо! Великие боги знают, что делают, а мы, простые смертные, всего лишь следуем их воле.
Они выехали из дома еще до рассвета. Линия горизонта едва начала розоветь, и пейзаж тонул в блеклой дымке. Над Фивами повисла сонная тишина. Туман над далекими полями колыхался, будто прозрачная мантия.
Когда колесница вырвалась за пределы города и помчалась по пустыне, Уне почудилось, будто пески напоминают застывшую массу металла. В чистом небе таяли серебристые звезды. Звуки были вкрадчивыми, еле слышными, будто вздохи умирающего.
Тамит открыл глаза в пустом и мрачном помещении, отгороженном от остального мира прочной решеткой. Где-то вдали шумели деревья. Занимался рассвет. Внезапно юношу охватило отчаяние. Он ничего не добился и не достиг. Он по-прежнему несвободен и вынужден подчиняться тем, кто возвышается над ним по праву рождения или богатства.
Тамит знал, что ни тайный, ни явный протест не будет услышан, потому продолжал неподвижно сидеть на полу, обняв колени.
Вскоре к решетке приблизился один из жрецов и сообщил юноше, что к нему пришли. Тамит медленно поднялся с земляного пола. Куда его поведут? На суд? Или сразу на казнь?