Знак Гильдии
Шрифт:
Измученные люди лежали у ручья и умиленно глядели в небо. Это было чужое небо, серое и низкое – хоть камень в тучу кидай, чтоб дождь пошел! Но сейчас путникам нравилось его разглядывать – такое спокойное, безмятежное, не таящее угрозы...
Но это, конечно, было недоразумением, которое Подгорный Мир быстро исправил.
– Замрите! – шепнул Охотник так отчаянно, что все мгновенно окаменели, продолжая глядеть вверх и ожидая увидеть дракона или другое крылатое чудовище. Но никакие крылатые хищники не парили в вышине – лишь невесомое белое
Ой, нет, не по воле ветра! Изменило направление, косо скользнуло вниз, описало круг над лежащими путниками. Не облачко – скорее клочок тумана.
Люди лежали тихо, боясь даже отвести глаза, потому что уже усвоили: здесь все неизвестное – опасно.
Наконец сгусток пара (или что это было?) взмыл вверх и плавно удалился.
Шенги уселся со вздохом, похожим на стон.
– Двадцать два года брожу по складкам, – пожаловался он, ни к кому в особенности не обращаясь. – А по здешним меркам считать, так и больше выйдет. И не устаю изумляться: ну что я, дурень, в сапожники не пошел? Или в бондари какие...
– Что это было? – напряженно спросил Сокол.
– Это смерть была, – буднично ответил Охотник. – Причем без всякого костра. Это пролетал Голодный Туман.
– О нэни, нэни саи! – в испуге выдохнула Нитха.
– Поздно маму звать, – снисходительно отозвался Дайру. – А я сразу догадался, что это такое.
– А догадался, так расскажи людям. – Охотник вновь лег и закинул руки за голову. За внешним равнодушием ощущалась боль, какое-то мучительное воспоминание.
– Голодный Туман, – важно начал Дайру, – одна из самых скверных пакостей Подгорного Мира. Потому что с ним не подерешься. Чем его возьмешь – мечом, огнем, кулаком? Туман – он туман и есть. Опустится, окутает – все, человек съеден! Бросишься спасать – добьешься только того, что эта гадость на тебя перетечет. – Голос Дайру сорвался, словно до парнишки только сейчас дошло, какой опасности он избежал.
– А самое мерзкое, – угрюмо добавил Шенги, – когда Тварь выберет добычу, в ней, как в зеркале, отражается жертва. Представляете, плывет в небе вроде как огромное зеркало, а в нем – твое лицо, искаженное, но твое. Какой, наверное, ужас перед смертью, и ничего нельзя сделать, ничего, ни убежать, ни драться... – Его когти сухо скрежетнули по камню.
– Учитель, ты так потерял напарника? – напрямую спросила Нитха.
Шенги молчал. И молчание это было красноречивее воплей и причитаний.
– Ладно, – с показной бодростью заговорил Айфер. – Обошлось, и спасибо Безымянным! Может, дальше двинемся? Мой господин сумеет идти сам?
– Возвращается! – звеняще выдохнула Нитха.
Вновь люди распластались на песке, раздавленные страхом, но был этот страх четче, резче, определеннее: теперь они знали, что к ним приближается.
А он и впрямь приблизился, надвинулся, этот Голодный Туман. Снизился так, что не напоминал уже легкое облачко. Теперь это была мутная, грязно-белая пелена с темными прожилками, которые шевелились, сплетались в непостижимый узор.
Двинулся было прочь... вернулся, замер...
Оцепеневшие люди не выдали бы себя даже дыханием, разве что грохотом сердец.
Темные прожилки свились в некое подобие человеческого лица. Оно кривлялось, дергалось, и не разобрать было, чье оно.
У лежащих разом мелькнула одна и та же мысль: это дурной сон, этого нет, я сплю... но все-таки кто же там, наверху, кто же?!
Вдруг лицо в облаке перестало гримасничать, застыло на мгновение, приобрело четкость и объем. И в этот бесконечный миг все увидели в вышине черты Ралиджа, Сокола, Хранителя!
Сколько это продолжалось – неизвестно: время куда-то пропало. Был ужас, и сознание безнадежности, и тоскливое желание проснуться.
Этот бред, этот кошмар разлетелся в осколки от гневного вопля Айфера:
– Не-ет! Нельзя-а! Убирайся, сволочь!!!
Руки его были пусты, в них не было даже камня, как в тот раз, когда он стоял против чудовища. Но добрый великан поднялся во весь рост и бесстрашно вскинул эти могучие руки к небу, заслонив беспомощного командира, как недавно Шенги заслонял своего ученика.
– Не надо, Айфер! – успел крикнуть Ралидж. А дальше слова уже ничего не изменили бы.
Хищная пелена просветлела, стала переливчатой, легким сиянием стекла по рукам Айфера, по плечам, по телу. Окутала жемчужной дымкой, заставила богатыря застыть с воздетыми руками подобно светлому изваянию...
– Уходим! – с болью приказал Шенги. – Уже все, уже не спасешь...
Ралидж с трудом поднялся на ноги.
– Что значит... все? – хрипло спросил он. – Как может быть... все?
Шенги вцепился Хранителю в плечи, поволок прочь, крикнув ученикам:
– Да что же вы? Помогайте!
Ему надо было привести в чувство потрясенных ребятишек. А с Соколом он справился бы и сам. Ралидж всю силу выплеснул в бою с ящером. Только и смог, что безнадежно обернуться на ходу и увидеть, как светящееся изнутри изваяние тает, теряя очертания человеческой фигуры.
– Если это шутка, то глупая! И вдвое глуп тот, кто смеет так шутить с королем!
– Если шутка, – возразил Бронник мрачно, – то она началась не сегодня и не здесь. Демон, колдунья или просто хитрая особа, но она озоровала еще в «Смоленой лодке».
– Ну, – протянул Фагарш, – можно догадаться, зачем она проказила: создавала себе грозную репутацию. Если тихая старушонка подойдет к воротам, чтобы передать письмо для короля, стражники могут попросту прогнать ее взашей. А начнет упрямиться, кричать, письмо возьмут, но беспокойную бабулю на всякий случай задержат в караулке. А десятник на свой страх и риск заглянет в письмо: мало ли что старая дура нацарапает, так всякую чушь государю нести?
– Пожалуй, – кивнул Бронник.
– А так... сколько там было стражников?