Знак Пути
Шрифт:
Паренек шагнул к друзьям и уныло вздохнул от тяжкой необходимости, цепи глухо звякнули, спина аж в дугу согнулась под жуткой тяжестью, ноги оскользнулись, но выдюжили, шагнули вперед, оставляя следы глубиной в полпяди. Бабка, узрев оковы, визжать не стала, лишь проводила жутковатую процессию долгим печальным взглядом, полным не то жалости, не то старческой безысходности. Уже отойдя шагов на десять, витязи услышали как хлопнула дверь, и снова только беспрерывный шум бьющего в грязь дождя, да еле слышное за домами звяканье.
Стук молота и отчетливый
Сил постучаться ни у кого не хватало, все ловили воздух пересохшими губами, с наслаждением подставляя лица под хлеставшие струи дождя.
– Добрались… – Ратибор с улыбкой блаженства раскинул руки в огромной луже. Даже самая последняя свинья в жизни не получала от грязи такого удовольствия.
Никто не ответил, только Микулка болезненно отстукивал зубами частую дробь – сказалась непомерная усталость, лоб испотел нехорошей испариной. Но все же он поднялся с вымокшего крыльца и пару раз ухнул кулаком в плотно пригнанные дверные доски.
– Эй, хозяин… – запнулся, перевел дух и уже громче добавил. – Открывай заради Богов!
Дверь отперлась звонким лязгом стального запора и на пороге показалась совсем молодая женщина с непокрытой головой и по домашнему распущенными волосами, плотное льняное платье изящно обвил расшитый уличским узором поясок.
– Исполать! – опешил от неожиданности Микулка.
Он ожидал узреть пышнотелую бабенку, какие обычно бывают за ковалями, а тут такая красунья, аж дух перехватывает.
– Нам бы хозяина…
Женщина оглядела витязей, сверкавших исподним в рыжей грязи, ржавые цепи, дрожащего как осиновый лист паренька с огромным мечом за спиной.
– Беглые тати, что ли? – подозрительно спросила она. – Хотя нет… ТАКИМИ цепями татей не полонят.
Она испуганно глянула в небо, пытаясь узреть размытое тучами солнце и мигом рванулась внутрь, оставив дверь отворенной. Мерно стучавший в кузнице молот смолк, брякнув на излете последним ударом и вскоре сам хозяин перекрыл дверной проем могучей фигурой, черные глаза из под лохматых бровей сверкнули подозрительной неприязнью, огромные ручищи размазали сажу по холщовому фартуку.
– Чего надобно, спрашивать глупо… – буркнул наконец он. – С такими-то веригами на руках. Ага… Лучше кажите откуда утекли. Хотя цепи-то знакомые, неужто свою работу не признаю? Вот уж не думал, что кому-то удастся с такими сбежать… Ладно… Все ясно. Вот только не туда вы пришли, коль за помощью. Знаете почему я такие цепи ковал, отчего так старался, чтоб предназначенные Змею не утекли? А… Не ведаете. Невдомек вам, что Змей хоть за жертвой раз в год прилетает, а без жертвы не улетит. Куму-то в его пасти лезть все одно придется, а коль нет, так еще хуже. Три дня, ровно в полдень, будет прилетать он, пока не ухватит назначенных ему пленников. Али пленниц, это как повезет. Но если и на третий день не найдет в положенном месте жертву, спалит город дотла. А там народу тьма… Даже представить жутко. Так что вы геройство свое зря показали. Геройством было бы как раз остаться и принять смерть заместо других несчастных.
– Ну так пойди сам… – презрительно скривился Ратибор. – До полдня как раз успеешь.
– Разбежался! Мне еще жену кормить, может в скорости и дитенка, а вы все одно без всякого толку жизнью рискуете. По вам же за версту видать, что не трудовые вы люди. Бездельники. На чужом горе харч добываете, на войнах, на раздорах людских. Князья меж собой петухами бьются, а вы за того, кто больше заплатит. Видывал я таких, будьте спокойны!
Ратибор сел и глухо спросил, уставившись в землю:
– Не поможешь? Неужто тебе не в радость любую жизнь спасти? Одна, значит, достойна спасения, а другая нет?
– А как Покон говорит? – усмехнулся коваль. – Та жизнь ценнее, от которой больше проку для роду-племени. Али я напутал чего? От вас ведь одни страданья и боль, жены овдовевшие, да матери пережившие своих же сынов. Тьфу… Смотреть противно! А уж говорить и подавно.
Микулка недобро поднял глаза на хозяина.
– Все же, коваль, – словно через силу вымолвил он. – Тебе ПРИДЕТСЯ их расковать. Так надо.
– Да ты ли, щенок, мне указ? – сжал кулаки кузнец. – Соплей перешибить можно, а туда же… Указывать.
Он скривился с натуги и рука резко рванулась неожиданным размашистым ударом, пытаясь достать обнаглевшего юнца.
Молодой витязь чуть отклонил голову и огромный кулачище прогудел у самого уха, а сам хозяин едва не свалился от собственной дурной силушки, пущенной мимо цели. Ножны коротко и невнятно шепнули, выпуская на волю широкое лезвие и сверкающее острие Кладенца легонько уткнулось кузнецу прямо в горло.
Драться не было ни сил, ни желания, ни смысла.
– Не волнуйся так! – ласково протянул Микулка. – Ишь, разбуянился. Давай, молот тащи, али что там потребно. Тока рыпаться даже не думай, мне не до шуток нунечку. Уразумел?
– Куда уж яснее… – кузнец аж побагровел от злости, глядя как вода потоком стекает с грозного клинка. – Щас принесу… Тока Богами прошу, не чините вреда.
Он осторожно повернулся и через миг зазвенел железяками в кузне, вышел красный, взволнованный, еле прятал бурливший гнев. Но притащил таки молот и клещи, руки заученно принялись за работу, хотя в каждом движении сквозила крайняя неохота. Сделанные на совесть цепи поддавались с огромным трудом – железо стонало словно живое, короткая дрожь при каждом ударе сушила кожу, а искры то и дело плевались злыми укусами. Но человек так устроен – хоть сам из нежной плоти, а побеждает и железо, и камень, не даром в жилах капля крови Светлых Богов.