Знак Пути
Шрифт:
Конь успокоился, услыхав человеческий голос, ткнулся влажными губами в шершавую ладонь волхва. Тот усмехнулся и потрепав широкую морду вернулся в избу. Добро – великая сила… Но и Зло обладает не меньшей, поскольку в достижении целей не знает границ. А вот Добро, все же, знать границы обязано, иначе мягко, неторопливо превращается в Зло. Незаметно…
Незаметно минула седьмица, Жур уже знал какой дорогой поехал Громовник, а расспросив корчмаря, выведал даже куда направляется ворог. Но никак не мог решиться отнять грамоту – взять сонным гадко, биться в лоб опасно. Так и ехал он по горячему следу через дремучие леса, переправлялся через быстрые реки, карабкался на крутые высокие горы, цеплявшие облака ледяными макушками. По городам-весям выспрашивал о проехавшем путнике, ночевал,
Немецкие земли встретили Жура ужасающей нищетой и грязью – затхлые города, тощие собаки, роняющие голодные слюни в толстый слой серой дорожной пыли, низкорослые деревеньки, прижавшиеся к неприступным на вид стенам замков в непередаваемом страхе перед окружающим миром. Все сырое, угрюмое, серое… Без радостной красоты русских торжищ, без румяных ухоженных девок, без резных теремов, и разухабистых витязей, рвущихся больше показать свою удаль, чем набить сундуки богатством.
Ближе к вечеру Жур наконец сыскал придорожный трактир, в животе уже кишки друг дружке дули крутили, а в глазах от усталости мелькали темные мухи. Конь сбил подкову и теперь прихрамывал на переднюю левую ногу, отчего ехать было ни веселей, ни приятней, а в калите сиротливо брякали последние мелкие деньги. Жур остановился, привязал коня рядом с тощими жеребцами у раскидистых зарослей вереска и вошел внутрь, окунувшись не в одуряющий запах доброй еды, а в смрадный дух копоти и годами не мытых тел. Но голод – чай не родная тетка, пришлось выловить из калиты монетку и пару раз ткнуть пальцем в блюда, что казались дешевле других. Немецкого слова Жур не ведал, потому порой приходилось худо, но ничего, обходился… Трактирщик безразлично махнул в сторону стола, за которым устроился тощий, прямой как жердь рыцарь одетый во все черное и Жур наконец с удовольствием сел, переведя дух. Еду поднесли тут же – печеную рыбину и полкувшина кислого молодого вина, и хоть в рыбе было больше чешуи да костей, чем пахнущего тиной мяса, но и она пошла без помех, пузо ответило радостным рыком.
– Русич? – призадумавшийся сосед удивленно обернулся на утробный звук. – Вот уж не чаял встретить!
Жур не переставая жевать поднял глаза, изобразив подобие вежливой улыбки.
– Русич и есть. На мне что, резы начертаны?
– Нет, – усмехнулся рыцарь. – Просто ты ешь… Тут так не кушают, здесь принято рыбу от шелухи отделять.
– Вот уж прям… – пожал плечами русич. – Что от нее тогда останется? Дрянь а не рыба, просто у вас тут больше и перехватить нечего.
– Это верно… После русского стола, масляных блинов да жирных ребрышек с кашей, привыкать к горелой оленине пришлось долго. Я ведь тоже с Руси! Правда давненько уже…
– Отчего же уехал? – не на шутку удивился Жур. – Как вообще можно жить в эдаком вот гадюшнике? Зарян рассказывал про ромеев, так и те краше устроились!
– Опрометчиво судишь, – нахмурился худощавый рыцарь. – Не только в еде да чистоте счастье. Тут больше возможностей, понимаешь? Кем бы я был на Руси? Ну, коль бы повезло, стал бы при князе гриднем, а скорее всего так и остался халопом. Ну что толку с доброй еды, коль она к завтрему все одно дерьмом станет? А тут можно добиться почета, заработать злата не мало.
– Тьфу ты… – рассмеялся Жур. – А на что ж тебе злато, как не на еду? Ну, на подарки девкам-красавицам, на доспех, на добрую сброю. Скока? Ну, гривень пять, это если с конем. И что дальше? Солить эти деньги, что ли? Так их и солеными есть нельзя. А в лесах еды – прорва! Хоть грибы-ягоды, хоть доброе мясо. В реках рыба, опять таки, куда лучше этой, с коровенки молоко-масло, с поля каравай да блины. Что еще надо? Тока трудись не ленись.
– Глупый ты… – махнул рукой рыцарь. – Это у вас там дикий край без предела. А в неметчине все своих денег стоит. Ты пошел, срубил избу. А тут что? Плати за камень, плати зодчим, строителям, не самому ведь стены ложить, руки-то не казенные. За место тоже злато отдай в городскую казну, потом за обстановку, за воду каждый день, за ту же еду. У нас, видишь ли, охота не для еды, а для забавы. Понял?
– А на что такая сложность? У вас ведь лесов не меньше нашего, да и рек. Жили б как люди…
– Как люди… Мы как раз людьми и живем, не то что вы –
– Ясно… – Жур снова рассмеялся, уже не сдерживаясь. – Что ж это за счастье, что за деньгу покупается? Такому счастью деньга и цена. И что за смысл жизни такой? Корпеть до старости, чтоб твой сын от безделья в потолок плевал, да белыми ручками лебяжье крылышко отламывал? Вот радостно! Живите вы как хотите, да тока нас поучать не след. Вот ты много счастья нажил?
– Да я тут только пять весен… – замялся рыцарь. – Пока служу в дружине барона, но денег платят не мало.
– Отчего же в худом трактире вечеряешь?
– Коплю. Что толку тратить деньги, коль они и есть власть? Вот стоит в двух милях от города замок, в нем живет образец для всех русичей. Чуть ли не без штанов с Руси явился, за два года набрал денег невесть откуда, отгрохал замок до неба, теперь живет, в ус не дует. За стены выходит редко, но я его видал. – похвастался рыцарь. – Поговаривают, правда, что он колдун, имеет власть над душами мертвых. И немного тронутый. У прислуги языки длинные, а про знать всегда интересно побаять, кости поперемывать. Так про него казывали, что по ночам раздувает горн и в кузне молотит молотом. Но знатным странности прощаются быстро… Не то что нам.
Жур доел рыбу, поморщась отпил половину вина и не спросив имени случайного собеседника, вышел в быстро густеющую темноту придорожного двора. До города езды с полверсты, но оставаться тут не хотелось, лучше уж переночевать в чистом поле или в лесу, чем в этих унылых стенах, выслушивая излияния неудавшегося властелина. Власть… Отчего она так манит людей? Ведь это просто замаскированная лень. Ленивый сам по себе на печи лежит, а властелин лежит и указывает другим чего делать. Вот тебе и власть… Весь мир дрожит у твоих сапог, спеша выполнить каждый указ. Скукотища. Жизнь наперед – первую половину горбатишься зарабатывая золото, вторую властвуешь. То есть, дожив до старости, указываешь слугам дрожащими пальцами и гадишь в постель – все равно приберут, а до отхожего места добраться лениво. Нет уж! Лучше смерть в поле, чем немощная дряхлость и жалкие потуги уцепиться за жизнь. Но есть у власти еще одна оборотная сторона – постоянный, непреходящий страх за свою шкуру. Деньги действительно не подвластны времени, поэтому их можно не только завещать сыну, но и запросто отобрать у немощного старика. Это друзья остаются верными, а слугам все равно кто станет платить.
Он отвязал коня, сунул ногу в стремя и собрался скакать на запад, где разорванный городскими крышами виднокрай еще отсвечивал серым пятном уходящего солнца. В задумчивости тронул конский бок пяткой, но не успел сдвинуться с места, как сзади окликнул знакомый до ужаса голос. Спина разом похолодела, а затылок вздыбился жесткими волосами – кого угодно ожидал услыхать Жур за спиной, но только не Громовника. Где угодно, только не за спиной!
– Спешишь? – насмешливые нотки так и сквозили, говоривший был явно доволен замешательством бывшего соратника.