Знак Пути
Шрифт:
Микулка смолчал, догадываясь, какими секретами хорошо владел почивший рыбарь. Хорошо хоть сын не убогий, а то у выпивох иногда такое рождается, что Ящер бы обмочился со страху.
– Ну ладно… – сказал он как можно мягче. – Ступай, отдохни. Если никаких отмелей впереди нет, так я справлюсь. А твои умения нам пригодятся, когда через пороги пойдем.
Мякша неохотно отпустил весло и отойдя на два шага, с шорохом повалился в груду высыхающих листьев. Заснул сразу, едва очи сомкнул. Микулка улыбнулся и взялся за кормовое весло.
Вскоре жиденькую
Кораблик быстро набирал ход, носовая балка резала воду как масло, разгоняя по зеркальной воде длинную нитевидную рябь, Ветерок брезгливо поднимал с палубы жесткие листья и виновато пожевывал, словно извиняясь взглядом за безвыходность положения.
– Это тебе не душистые травы! – усмехнулся паренек. – По себе знаю, в походах научишься есть всякую гадость.
Конь тяжко вздохнул, шевельнул губами и свесил широкую морду за борт, похлебать пахнущей тиной воды. Эдакое путешествие ему явно не нравилось.
Микулка правил неумело, кормовое весло держал первый раз в жизни, поэтому крепчающий ветер мотал лодью от берега к берегу, словно та никак не решила к какому приткнуться. Вскоре он понял, что как прямо весло не держи, а сносить все равно будет, потому-то Мякша и шевелил им без остановки, удерживая корабль посередке реки. Попробовал делать так же и дело быстро пошло на лад, хотя со стороны их суденышко все равно выглядело как заблудившийся на базаре щенок – то в одну сторону кинется, то в другую.
– Нда… – чуть слышно молвил Микулка. – Без кормчего мы бы как раз только до леса и добрались бы. И конику моему повезло, что он листья дожевывает, а не они его.
Лодья шла споро, из-за леса величественно всплыло огромное полыхающее солнце, молодое, ярое, даже взглянуть больно, сразу повеяло теплом и в невысоких волнах запрыгала серебристая рыбешка, заново повторяя свой вечный утренний танец. Небо налилось нежнейшим голубым светом и стало видать, что оно и впрямь хрустальное, как все время говорили волхвы. Только невесомый пух облаков гулял под полупрозрачным куполом, сливался в большие и малые тучки, снова таял, как сахарная пыль в горячей воде. Микулка подумал, что было бы удивительно и беззаботно лежать в невообразимой вышине на этом мягком, как мамины руки, покрывале и глядеть вниз, на далекую, медленно проплывающую землю. Уж он-то знал, как она выглядит с высоты!
А за этим хрустальным сводом сейчас его Дивушка, жена нареченная…. Томится ли, улыбается ли? Как узнать? Может быть небо ясное, когда ей хорошо, а хмурится, когда печаль омрачает лицо любимой? Может быть в каплях дождя есть и ее слезинки, а в ярких речных бликах блеск ее милых глаз… Великие Боги! Все бы на свете отдал, чтобы коснуться ее руки! Зачем же, зачем вы отняли у меня ту, чьи нежные очи глядят прямо в душу, ту, ради которой
– Зря вы так… – в слух шепнул он, зло смахнув навернувшуюся слезу. – Только накликали беду на свои величавые головы. Я ведь теперь и по лестнице на небо залезу, хоть три сотни лет мне на это потребуется! Вам либо придется разорвать меня на куски, либо вернуть то, ради чего я умру не задумавшись.
Микулка почти ничего не видел от слез, грудь разрывало томительной болью, сердце ныло так, что хотелось умереть прямо сейчас и тут же оказаться там, в вышине, за далеким хрустальным сводом.
– Эй, ты что! – вытащил его из тяжких грез знакомый встревоженный голос. – Да очнись же!
Ратибор подскочил к пареньку и еле успел выхватить кормовое весло перед тем, как лодья чуть не врезалась в крутой глинистый берег.
– Прости… – утершись рукавом, понурил голову Микулка. – Совсем я стал никудышным…
– Да ладно тебе… – мягко улыбнулся стрелок. – Думаешь в моем сердце не было тяжкой раны? Только мою может даже трудней залечить, чем твою. Ладно, а то сейчас вместе расплачемся.
Они сели рядом, стараясь не глядеть друг на друга – как-то соромно вот так, прямо, выказывать свои чувства, чай не девки на выданье.
Река стелилась на север широким изумрудным полотнищем, уставшие за ночь друзья еще мирно сопели, хотя солнце уже во всю швырялось в них теплыми рыжими бликами.
– Погляди… – нарушил молчание Ратибор. – Что это за пятнышко на воде?
– Где? – напряженно сощурился Микулка.
С глазами стрелка тягаться было всегда трудновато.
– Да вон же, у самого изгиба… Увидал? Во! Как думаешь, что?
– Ну… – паренек заинтересованно склонил на бок рыжеволосую голову. – Похоже на лодью. Только без паруса. А! Наверно они по течению идут.
Он улыбнулся своей догадке и вдруг замер, лицо мигом обрело серьезное выражение, будто на него накинули твердую деревянную маску.
– Поляки? – чуть слышно спросил он.
– Не знаю… – Ратибор Теплый Ветер приподнялся и подтянул к себе лук. – Для поляков лодья уж шибко махонькая. Не боевая. Давай-ка осторожненько правь к ней.
– Может лучше Мякшу разбудить? – неуверенно глянул Микулка. – Все же от лиха подальше. А то я тут так нарулюю, что костей потом не соберем.
Стрелок призадумался лишь на миг, потом беззаботно махнул рукой.
– Справимся… – успокоил он соратника. – Что я, лодьями не управлял?
Далекая темная точка приближалась быстро, постепенно вычерчивая свои формы и примерный размер. Паруса на лодке не видать, да и по всем статям ей до боевого корабля, как бабочке до орла. Обычная рыбацкая лодочка.
– Идет она странновато… – вытянул шею Микулка. – Будто щепка по ручью, без всякого управления.
– Да и рыбарей не видать. – подтвердил Ратибор. – Может просто оторвалась от причала? Найдет себе покой в синем море… Только…