Знак Разрушения
Шрифт:
562 г., Двадцать пятый день месяца Наюд
Происходящее казалось полусном-полуявью. Болотистая местность лежала впереди, и она же была сзади. Казалось, ничего, кроме болот и гибельных топей, не породила природа, чтобы украсить южный берег Киада.
Крохотные ручейки струились под ногами. Кочки, густо поросшие коричневым мхом, походили на спины спящих животных. Элиен с опаской ступал на них, успев уже привыкнуть к тому, что любой шаг здесь чреват опасностью
Утонуть после всего того, что осталось позади, было бы верхом нелепости. Ему вспомнились пески Легередана. Определенное сходство между ними и этими трясинами было налицо. Только там смерть скрывала свое обличье и намерение под личиной стылой серости, а здесь она рядилась в черное и коричневое.
Герфегест не знал точной дороги. По его уверениям, они следовали землями паттов, которым удалось до сего времени избегнуть покорности близкому Варнагу. То ли у Урайна не доходили руки до малочисленного, но свирепого племени, то ли болота представляли действительно серьезное препятствие для людей и кутах. Так или иначе, Герфегест был уверен, что, добравшись до селений паттов, они смогут почувствовать себя в относительной безопасности.
Они не спали уже почти двое суток, хотя и понимали, что их силы тают с каждым шагом и восстановить их иначе как сном невозможно. Редкие деревья – а это, к счастью, были не опостылевшие вязы – не давали надежд Hi то, что под их облепленными лишайником ветвями можно расположиться на отдых без опасения попасть в когти Серебряных Птиц.
Но погоня пока ничем себя не проявляла. Выпавший в окрестностях жилища эверонотов мокрый снег позволял надеяться, что даже с собаками гервериты не смогли проследить путь беглецов от берега Киада в глубь лесов.
Жажда мучила их немилосердно, и мучения эти усугублялись тем, что повсюду было полным-полно воды, непригодной для питья. Когда Элиен обнаружил на одной из кочек ягоды, с виду весьма напоминавшие недозревшую бруснику, и принялся с жадностью поедать их, Герфегест, огласив воздух крепким ругательством, молниеносно подскочил к нему и ткнул в горло четырьмя пальцами.
Рвотный спазм сразу же заставил желудок Элиена исторгнуть съеденное. Взбешенный Герфегест глядел на спутника красными от недосыпа глазами.
– Эту ягоду используют для того, чтобы травить крыс.
Утопая едва не до середины голени во мху и хвощах, Герфегест забрался на кочку, которая своими внушительнейшими размерами могла, пожалуй, претендовать на высокий титул холма. Чуть прищурившись, Герфегест изучал окрестности.
Солнце пряталось за облачной ширмой. Не настолько плотной, чтобы его вообще не было видно, но и не столь тонкой, чтобы прямые лучи светила могли хотя бы немного обсушить и обогреть путников.
– Элиен, похоже, мы подошли к краю трясины. Ольховник, который я вижу вдали, означивает берег того самого острова посреди болот, на котором селятся патты. Что ни говори, они выбрали отменное местечко для жилья.
– Разве к нему нет другой дороги, кроме как через эти болота?
– Отчего же, есть. В нескольких лигах к западу, от места слияния Ориса и Киада начинается сравнительно сухая тропа, которая приводит в Хоц-Але, главное селение паттов. О ней мало кто знает, и редкий чужеземец отважится пройти по ней. Патты не интересуют торговцев, ведь их владения лежат в стороне от мест, сулящих выгоду. Зато и сами патты не интересуются ни торговцами, ни какими другими незваными гостями. А потому на той тропе скорее десять раз повстречаешь невидимую смерть, чем впервые получишь шанс сказать патту: “Я пришел к тебе с миром”.
– Не ждет ли и нас подобный прием? – со вздохом спросил Элиен, меняя повязку на левом предплечье. Раны заживали на нем, как на собаке, и это было едва ли не единственным, что веселило его сердце последние дни.
– Попросим Гаиллириса, чтобы случилось иначе, – не то в шутку, не то всерьез ответил Герфегест.
Близость леса придала беглецам сил. Чавкая грязью, они пробирались к твердой суше, испытуя зыбкую почву шестами. Герфегест то и дело останавливался, тревожно прислушиваясь.
– Я не бывал в. этих землях и не знаю в подробностях нравов народа, чье гостеприимство нам предстоит испытать, – сказал Герфегест. – Мне известно, что патты поселились здесь сравнительно недавно, покинув родные земли – скалы и бесплодные осыпи Цинора, – а значит, состоят в родстве со смегами, смегами же и являясь…
Герфегест едва ли знал о том, что не так давно Элиен начальствовал над харренским отрядом, послушным Лотару окс Милану, варанскому князю и очередному покорителю разбойников-смегов. Не ведал он и о том, как, вжимаясь всем телом в скальную плиту, подступающую с юга к горной крепости Хоц-Мориам, Элиен бросал раненому Шету окс Лагину веревку, чтобы тот мог взобраться на выступ и прикончить недобитого смега, чьи стрелы, смазанные ядом морского тетерева, лишили жизни четверых варанцев.
Герфегест не знал, что на груди у Элиена, чуть выше левого соска, есть крохотная татуировка – знак долгой смерти, нанесенный рукой глухонемого колдуна, которому были поручены попавшие в плен завоеватели, среди которых числились и Элиен с Шетом. И долгая смерть воспоследовала бы, не будь отчаянной вылазки тридцати варанских пластунов.
Народ смегов, как бы он ни звался теперь и где бы ни селился, все равно остается народом смегов, Элиен был в этом совершенно уверен. Но Герфегест так и не понял, что за картины отразились в глазах Элиена, которые на мгновение сверкнули холодным блеском ушедших в небытие сражений.
– Я думаю, у паттов все-таки есть одно неоспоримое достоинство: они не подданные Урайна. И хотя бы только этим они нам любезны, – сухо заключил Элиен, когда его нога наконец ступила на твердую землю.
– Пусть будет по твоим словам, – сказал Герфегест, приседая на корточки. У его ног теплился пепел еще не успевшего остыть костра. Под пеплом сыскались и тлеющие угли.
Наконец-то Элиен и Герфегест смогли позволить себе обогреться. Одежда была разложена вокруг огня, а они, положив оружие подле себя, протягивали руки к живительным языкам пламени.