Знак синей розы
Шрифт:
Если бы можно было — он бы превратился в дикое животное и побежал бы, обнюхивая землю.
17
Пробивая себе путь под «Россомахой», сквозь баррикады обвалов, мы теряли представление о времени.
Неожиданно стены коридора пропали во тьме. Мы вошли в зал. Он показался нам сперва очень просторным. Мы осветили его нашими фонарями, огляделись. Это было. помещение длиной, приблизительно, в тридцать метров и шириной примерно в пятнадцать. В два ряда тянулись столы- отсыревшие, скособочившиеся
Весь пол был усеян остатками стеклянной посуды. Должно быть, она стояла на столах, ее смахнули и растоптали. Да, топтали, словно нарочно, чтобы разбить на самые мелкие осколки.
Но вот нога на чем-то мягком. Направляю фонарь вниз — кисет!
Да, кисет, точно такой же, как у Артура Вандейзена, из темной кожи, перетянутый двухцветной витой тесемкой — красно-черной. Он тяжелый, в нем не табак. Нет не табак-земля. Странно! А вот еще кисеты. На полу- и в них тоже земля. Странно, очень странно! Но все, надо полагать, скоро разъяснится. Уже недолго ждать разгадки!
Вдоль стены слева чернеют шкафы. На полках — обломки толстых, темных бутылей, какие-то рассыпанные химикалии, помятый микроскоп…
Справа — двери. Их четыре: Одна дверь держится на нижней петле, откинулась; видны железные койки, поставленные в два этажа. Наверно, казарма охранников. Вдруг что-то черное шариком метнулось оттуда на свет, пробежало под столами и юркнуло в щель.
— Мышка полевая, — басовито молвил радист Кузякин. — Чудно. Откуда она взялась? С поверхности, не иначе, товарищ майор. Сквозной провал где-нибудь есть.
Он не ошибся, потолок над койками продавлен, ребра железобетона оголились.
Три другие двери заклинило, подперло изнутри. Тут пошли в ход не только лопатки, но и топор, предусмотрительно захваченный нами. Немалых усилий стоило выломать двери, отодвинуть глыбы бетона.
И вот, наконец, мы в комнате с сейфом. Вы легко поймете, какое нетерпение жгло меня, когда я поднес фонарь к буквенному замку черного стального куба с массивной ручкой и вензелем фабричной марки, блеснувшей тусклым золотом: «Фиалка»- таков пароль. Фиалка — любимый цветок супруги Цорна, черт бы ее побрал!
Однако сырость и здесь сделала свое дело, слой никеля облупился, ржавчина сковала буквы.
Замок не действовал.
Конечно, мы не были бы разумными людьми, если бы не приготовились и к этому. С нами инструменты, и в руках Васькова — одного из моих солдат, в прошлом слесаря-лекальщика — они одолеют сейф, эту, надо надеяться, последнюю твердыню, где враги прячут от нас свою тайну.
Пока Васьков, освещенный двумя скрещенными лучами фонариков, вскрывал сейф автогеном, я осматривал комнату. Только сейчас я заметил под обломками рухнувшего потолка, нечто темное, бесформенное, протянул руку и нащупал доску сломанного, упавшего на бок шкафа. Кузякин помог мне раскопать его. Внутри — тяжелые, слипшиеся пачки тетрадей и папок. Я раскрыл одну.
«Реестр
Объект 08-это, очевидно, и есть подземелье. Видимо, «опасные» работали за теми столами в зале. В лаборатории непонятного назначения.
— Ну, как у вас, товарищ Васьков, — окликнул я солдата, возившегося с сейфом. — Подвигается?
— Помалу, товарищ майор.
Сейчас мы узнаем, что они скрывали тут. Что заставляли делать в своей лаборатории. Все мои ожидания настолько связались с сейфом, что изучать содержимое шкафа я не спешил. И смысл заглавия тетради дошел до меня не сразу.
Реестр! Значит, — список заключенных… Я раскрыл тетрадь, со страниц глянули на меня квадратики фотографий — снимки в профиль и фас, имена, какие-то данные, выписанные мелким почерком.
Теперь я сообразил, что могут открыть эти книги в одинаковых синих переплетах. Я вынимал их, смотрел даты, лихорадочно листал…
Через минуту я забыл даже о сейфе. Крохотная фотография остановила мой взгляд. Я нагнулся. И уже ничего не видел, кроме этой фотографии, вдруг необъятно выросшей и закрывшей все.
«Ташка! Ташка моя!»
Из огромной дали, сквозь завесу смерти она глядела на меня. Глядела из плена, из страшного, плена. Худое, истощенное лицо… Но это ее лицо. Это она, сомнения не может быть! Значит, она была здесь. В этих стенах. Значит, и ее кровь на Цорне!
Что написано о ней тут? Взята в плен в январе 1943 года. Да, в январе она вышла с разведчиками и не вернулась… Называет себя Анной Арсеньевой, уроженкой Саратова, что проверить не удалось. По-видимому, большевистская разведчица. Прислана на объект, так как пыталась бежать и передать русским важные сведения.
Да, это у нее был кисет. Кисет, полученный от Онезорге.
«Это ты, Ташка! Вот я здесь. Вот как… мы увиделись с тобой. Поздно, слишком поздно я пришел сюда!»
Я стоял, видя перед собой Татьяну, мысленно разговаривая с ней. Рядом свистела ножовка Васькова, я не слышал ее. Смутно донеслось до меня:
— Товарищ майор!
Я обернулся.
— Готово, товарищ майор!
Васьков. вытирал рукавом лоб. Все сгрудились у распахнутого настежь сейфа.
— Пустой, — протянул кто-то.
Я погрузил руки в холодное стальное нутро. Нет, не пустой! С непередаваемым ощущением торжества я вынул из сейфа серый от плесени портфель, разрезал ремешок, раскрыл. Там бумаги. Их немного: листок, написанный шифром, несколько карт и схем.
Это и есть тайна «Россомахи!» Не верится, что она здесь, в моих руках. Бумаги пока что ничего не говорят мне, их еще предстоит расшифровывать. Да, надо запастись терпением. Я сунул находку в вещевой мешок.
— Продолжим осмотр помещения.
Однако больше ничего, заслуживающего внимания, не попалось нам. Еще один кисет — тоже с землей. Разыскали люк, о котором говорил Артур Вандейзен. Солдаты приподняли крышку, и вдруг бетон под моими ногами дрогнул, словно от взрыва. Мы прислушались. Далекий шум коснулся слуха.