Знак синей розы
Шрифт:
— Без паники! — одёрнул я, стараясь сохранить начальственный тон. — Вы должны были предупредить нас. Почему вы этого не сделали?
— Почему? Сами знаете, как со связью.
— Надо решить, как поступать теперь. Есть другие пути. Нужно завладеть проектом. Что вы сделали для этого? На кого можете опереться?
— Марта нащупывает, — ответил он. — Она надеется на младшего сына, Анатолия.
Марта? Кто это? Луковская, Валентина или какая-то третья, о которой мы ещё не имеем понятия? Но выведаю после. Я спросил:
— Марта говорила с ним?
— Нет. Она пытается. Но теперь, из-за вашего письма, всё это очень трудно.
— Что вы предлагаете?
— Хорошо, я скажу, — встрепенулся он. — У меня есть ваша посылка. По-моему, это лучший выход. Если вы сразу переправите меня на ту сторону.
Посылка была тоже новостью для меня. Лазутчик не упоминал о ней. Что в посылке? Из предосторожности я не стал расспрашивать и сказал только:
— Вы всё сводите к одному. Вас отзовут, когда найдут нужным. А насчёт посылки вы же получили указания.
— Да. Она на крайний случай.
— Я пока не вижу крайности, — сказал я.
— А вы побеседуйте с Мартой, тогда увидите, — произнёс он угрожающе.
— Где я её встречу?
— Она скоро придёт сюда. Она скажет то же самое. Что она может? Ничего! — Он закашлялся, помолчал и прибавил:
— Она достала ерунду, клочки какие-то, ни одной цифры разобрать нельзя.
«Это те домашние черновики, за которыми Василий Павлович сидит по вечерам», — подумал я. Не просочились ли наброски за границу? Но Карху заявил, что они пока у Марты, и у меня отлегло от сердца. Надо будет получить их у Марты, и так, чтобы самому не попасть впросак. Свидание с неведомой Мартой, которая, весьма возможно, знает разведчика Саблукова, сулило неожиданности.
Размышления мои были прерваны. Стекло окна — второго, обращённого во двор, — вдруг задребезжало: Карху вскочил.
Секунда, две — и ещё горсть земли пробарабанила по стеклу.
— Марта! — прохрипел Карху.
Прежде чем я успел опомниться, он потянул меня за рукав и бросился вон из комнаты. Я за ним. Если бы у меня было время обдумать случившееся, я бы всё равно поступил так же. Чтобы удержать Карху в поле зрения и вместе с тем раскрыть его связи, его тайные пути, единственно, что оставалось, — это бежать вместе с ним. Но в ту минуту я не делал столь связных выводов. Я просто чувствовал, что не должен упускать его. Мы поднялись по крутой лестнице на чердак.
— Сюда, — шепнул Карху.
Он толкнул меня в узкий, тёмный проход. Что-то царапнуло меня по руке — похоже, неровный край фанерной перегородки. Кажется, мы на чердаке соседнего дома. Шлёпают по лицу сырые простыни, развешанные для просушки, — я раздвигаю их, отбрасываю в стороны и наощупь пробираюсь вслед за Карху. Постепенно способность соображать возвращается ко мне, и первая мысль — о моих помощниках. Они виноваты в этой кутерьме. Они вели себя неосторожно. Марта обнаружила засаду, дала знак Карху.
Из слухового окна потянуло холодом. Впереди, совсем близко, шевелились тёмные ветви дерева. Мы вылезли на крышу и стали спускаться по пожарной лестнице в сад. Высокий забор отделяет его от улицы.
Что же будет дальше? Где наши? Может, поджидают нас. Чего доброго, придётся вступить врукопашную с моим товарищем — лейтенантом Чубинским и шепнуть ему, чтобы он не мешал мне «бежать» с Карху, а двигался за нами на известном расстоянии. Но в саду тихо. Карху отворил калитку, высунулся в переулок. И там тихо, пустынно. По другой стороне шёл толстый мужчина с зонтиком. Больше ни души! Где же Чубинский и Гаенко? Сумели ли они, по крайней мере, задержать Марту или дали ей ускользнуть!
Конечно, проще всего прекратить этот побег и арестовать Карху. Но я решил продолжать свою роль. Не досадно ли бросить её, когда она идёт так успешно. Карху поверил мне. Нет, я последую за ним. Как знать, возможно в результате откроются ещё сообщники.
Жаль, однако, что нет связи с нашими. Теперь я могу надеяться только на свои силы.
Мы вышли из посёлка. Помнится, я шагал по кочкам, а над головой тянулись провода высоковольтной передачи, видимые лишь у самой опоры, где горела лампочка, и исчезавшие во мгле. Затем мы зашлёпали по болоту. Карху шёл быстро, пригнувшись, и я старался не отставать от него ни на шаг. Иногда я проваливался по колено в жидкую грязь, прикрытую тонкой коркой упругого, хлюпающего мха.
По приметам, знакомым ему одному, Карху отыскал тропу в чёрной стене леса, вставшего перед нами. Гонимый страхом, он не произносил ни слова, не позволил и минуты передышки. Так мы шагали часа три. Всё чаще хрустел под ногами песок, принесённый ветром с дюн, всё явственнее ощущалось дыхание моря. Наконец за стволами сверкнула искорка далёкого маяка — блеснула в кромешной темноте, погасла, опять зажглась.
Ещё полчаса ходьбы — и мы миновали лес. Берег у самой воды зарос густым камышом. Огибая его, Карху свернул вправо, полез на песчаный холм. Обнажённые корни сосен схватывали ноги, словно когтями. Я шёл и не чувствовал усталости. Впереди маячила широкая сутулая спина Карху. Я готов был пройти десять, сто раз столько же, но дойти до последней его берлоги.
Вот снова лес. Фигура Карху стала вдруг проваливаться в землю.
— Здесь спуск, — сказал он.
То была одна из тех землянок, что в огромном числе разбросаны по здешним лесам. Многие из этих неприглядных памятников войны обвалились, гнилые брёвна торчат из размытого грунта. Отбросив хворост и обломки, маскировавшие вход, Карху пролез внутрь и чиркнул спичку. Вот оно — логово хищника!
Оно прикрыто плотным накатом и дёрном, не пропускающими дождь, и песок, который осыпается со стен, сух. Карху разгрёб его при свете стеариновой плошки, и вскоре показался шкафчик. Отсвет огня заиграл на сером лаке, на чёрных эбонитовых верньерах. Рация!
Убедившись, что всё на месте, в целости, Карху перевёл дух и сказал, что по утрам бывают туманы.
Я не сразу понял его.
— Сильные туманы, — повторил он. — Молите бога, чтобы ветер не отогнал.
Он включил аппарат, сдвинул обрезок бревна, сел. Я видел его руку, лежащую на рычажке, — грязную, с потрескавшимися плоскими ногтями.
Дробно застучали позывные. Вены на руке набухли, — преступник держался за рычажок рации, как за якорь спасения, с губ его срывалось:
— С-сатана! Посидел бы он тут на моём месте. Не на яхте, а вот тут…