Знак судьбы
Шрифт:
Этой ночью Майкл сказал ей:
— Мне кажется вполне естественным, что он захотел увидеть своего отца.
Джейн отчаянно замотала головой.
— Все, что он делает, неестественно, — возразила она, — и никогда не было естественным.
И с этого момента Джейн многие годы жила в страхе, хотя так и не смогла определить его природу. Шел год за годом, мальчики росли, но ничего плохого не случалось. Оглядываясь на прожитую жизнь, Джейн сказала себе, что напрасно тревожилась за Дональда, над которым у нее все равно никогда не было власти. Она прекрасно понимала, что значит для сына гораздо меньше, чем скот на ферме. Дональд очень трепетно относился к животным. Когда телилась корова, мальчик не спал всю ночь, пока не убедился,
И еще она понимала, что сын никогда не признается ей в этом. Свои мысли Дональд держал глубоко внутри и ни разу не высказывал их даже Мэтью, хотя ни с кем он не был так близок, как с братом. Если у Дональда возникали какие-то планы, касавшиеся фермы, он мог поделиться ими даже с Майклом, но Джейн сообщал о своих намерениях крайне редко.
И вот в одно пригожее осеннее воскресенье 1861 года, когда все четверо собрались за завтраком вокруг кухонного стола и Джон только что закончил молитву: "Благодарим тебя, Господи, за пищу нашу, данную нам милостью твоей. Аминь", Дональд заявил:
— Я ухожу сразу после завтрака.
Все посмотрели на него со сдержанным удивлением. Судя по тону, каким он это произнес, а также потому, что он менял свои воскресные планы, было ясно — у Дональда какое-то важное дело.
— Я собираюсь попросить Констанцию выйти за меня замуж… пришло время, — продолжил Дональд.
Теперь уже все просто раскрыли рты, а лица выражали смесь изумления, неодобрения и даже ужаса. В любом другом случае они постарались бы сдержаться, потому что никогда не показывали Дональду своих истинных чувств. Подобное отношение порождало желание ни в коем случае не обидеть его. Домашние стремились как-то развлекать Дональда, словно больного, чтобы он не терзал себя приступами плохого настроения или не впадал в длительное молчание. В этом все члены семьи были едины, хотя каждый из них относился к Дональду по-своему. Однако сейчас Майкл не сдержался.
— Ты не можешь этого сделать, — взорвался он, — Констанция твоя кровная родственница.
— Нет, она мне не кровная родственница.
— Но она племянница Моллена.
— Нет. Ее мать была его сводной сестрой, между ними вообще не существовало никакого родства.
Лицо Майкла помрачнело.
— По-моему, ты совершаешь ошибку.
— Почему?
— Не кричи на меня, мой мальчик. Не кричи на меня.
— А я и не кричу. И не забывай, я уже не мальчик.
— Для меня ты всегда останешься мальчиком. — Майкл отодвинул свой стул и, ковыляя (левая нога страдала от ревматизма), направился в гостиную, где, как обычно по утрам в воскресенье, он полчаса читал Библию, прежде чем приступить к воскресным работам на ферме. И даже в это утро Майкл не отступил от заведенного порядка.
— А она знает? — вступая в разговор, тихо спросила Джейн.
— Что знает? — Дональд холодно посмотрел на мать.
— Что… — Джейн чуть не сказала: "Что ты хочешь ее", но вовремя осеклась, — …что ты намерен сделать ей предложение? Ты хоть как-то намекал ей?
— Намекал, и не раз.
Джейн задумчиво посмотрела на сына. Да разве сможет эта девушка жить с ним здесь, на ферме? Джейн поднялась из-за стола, медленно побрела по каменному полу кухни и вышла через низкую, как раз по ее росту, дверь в сыроварню. Здесь стояла тишина и прохлада, и можно было спокойно подумать, а Джейн понимала, что сегодня ей придется много думать.
Дональд посмотрел на Мэтью, ожидая его реакции, и постепенно выражение его лица смягчилось, а на губах появилась улыбка. Однако Мэтью молчал, и тогда Дональд спросил:
— Удивлен?
Мэтью ничего не ответил, он просто не мог. Удивлен? Да нет, он изумлен, ошеломлен, потрясен… да, вот именно, потрясен. Господи, да почему же он захотел жениться на Констанции? Мэтью всегда считал, что Дональду нравится Барбара, и он подозревал, что и Барбара испытывает к Дональду аналогичные чувства. Когда они бывали в коттедже, Дональд разговаривал не с Констанцией, а с Барбарой. Наблюдая за ними, Мэтью считал, что Дональд и Барбара во многом схожи, например, оба любили молчать. Но их молчание было полно грустных и тайных мыслей. И Мэтью понимал, что эти мысли украшают их жизни, ведь каждый из них был по-своему одинок и о чем-то страстно мечтал. А когда мечта одолевала настолько, что рвалась наружу, это сопровождалось вспышками плохого настроения, во всяком случае у Дональда.
Совсем недавно, прошлым летом, брат проявил себя именно с этой стороны, когда во время воскресного визита в коттедж они застали там двух гостей. Фамилия одного из них была Ферье, совсем молоденький, почти мальчишка, а второго звали Уилл Хедли, ему исполнилось двадцать, то есть столько же, сколько и Дональду. В течение последних лет Дональд и Мэтью неоднократно встречались с ними в коттедже, они были внуками старых друзей Моллена, и вполне естественно, что навещали Томаса.
Когда в то летнее воскресенье Дональд и Мэтью вошли в гостиную, их встретили раскаты смеха. Констанция, как обычно, радостно смеялась. Веселый нрав девушки подчеркивал красоту ее лица и фигуры. А вот внешность Барбары и ее характер были совершенно противоположными. Однако в этот день Барбара тоже охотно смеялась, и Мэтью подумал, что именно ее смех и вызвал раздражение у Дональда, поскольку за время визита он произнес всего несколько слов. Честно говоря, своим присутствием он просто испортил вечеринку. Не успели они выйти из коттеджа, чтобы отправиться домой, как гнев Дональда вырвался наружу:
— Эта старая ведьма Бригмор собирается выдать их замуж.
Мэтью не стал опровергать заявление брата, однако оно очень огорчило его. Ему было бы очень жаль Дональда, если бы Барбара действительно вышла замуж за Уилла Хедли, лучше бы уж за него вышла Констанция. Ферье же Мэтью вовсе не принимал в расчет, поскольку тот был слишком молод и, как вытекало из разговоров, не помышлял ни о чем, кроме Оксфорда, куда собирался отправиться осенью.
Мэтью медленно покачал головой, ругая себя за слепоту, за то, что, оказывается, плохо знает своего сводного брата. А ведь следовало предполагать, что Дональд не поступит так, как поступили бы другие, потому что он не был похож на других. Казалось, внутри Дональда сидит червь, который постоянно гложет его. Он родился и вырос на ферме, однако уже с девяти лет потерял к ней интерес. Но в то же самое время исправно трудился на ней, возможно, надеясь впоследствии стать ее хозяином.
Было совершенно очевидно только одно — если брат чувствовал, что он чужой на ферме, то таким же чужаком ощущал бы себя и там, за холмами, в доме, где жил его настоящий отец. В присутствии Томаса Моллена Дональд был словно не в своей тарелке, и это заставляло его напускать на себя снисходительный вид, будто он навещал старика исключительно по доброте душевной. А масло, сыр и яйца, которые он приносил в коттедж каждую неделю, только подчеркивали такое его отношение. Но Томас Моллен откровенно демонстрировал, что ему нравится сын, а его снисходительное отношение лишь забавляло старика. Сестрам тоже нравился юноша. Их смешило его высокомерие, а когда со временем оно превратилось в осторожную сдержанность, девушки стали поддразнивать Дональда, особенно Констанция.