Знак ведьмы
Шрифт:
– Можем показать фотографию моей маме, вдруг она что-то вспомнит. – На лице Любо читалось сочувствие.
– Было бы здорово. – Я еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Почему у меня все идет вверх тормашками? – Куда надо ехать?
– В соседнюю комнату. Я же говорил, что живу вдвоем с мамой.
– Как-то неудобно получилось – мы тут пиршествовали, а вашу маму не пригласили. – Мне стало неловко, хотя вся вина лежала на Любо.
– В последние годы мама стала затворницей, мне редко удается вытащить ее на прогулку. Ей восемьдесят восемь лет, и весь ужас ее положения в том, что все ее знакомые, подруги, с которыми она поддерживала дружеские отношения, умерли. А новые знакомства она не желает заводить. Я даже приводил к ней психолога, пытаясь помочь выйти из депрессивного состояния, но она закатила истерику – ей показалось, что я
Любо вышел, я осталась одна, сразу почувствовала себя неуютно, словно окружающие меня стены в одно мгновение стали сжиматься. Ужасна пытка одиночеством! Я представила маленькую сгорбленную старушку, маму Любо, живущую воспоминаниями о прошлом. Ей не с кем встречаться, не с кем просто поболтать – все, кто был ей близок, уже находятся в мире ином, и недалеко время, когда придет ее черед туда отправиться.
Любо вернулся, улыбаясь:
– Мама согласилась и ждет нас.
Выйдя из гостиной, мы прошли по длинному коридору мимо нескольких дверей. Заметив мое недоумение, Любо пояснил:
– Я купил у соседей трехкомнатную и объединил две квартиры. Проблему с уборкой решаю с помощью приходящей домработницы. Вот только свою комнату мама не разрешает убирать посторонним и, несмотря на возраст, делает все сама.
Мама Любо оказалась совсем не такой, как я представляла. Это была худощавая старушка с аккуратно причесанными ухоженными волосами, вся такая опрятненькая, с живыми пытливыми глазами. Она совсем не была похожа на затворницу. Старушка сидела за столом, и перед ней лежали раскрытая книга и очки.
– Маргарита Львовна, – представил Любо маму.
Услышав мое имя, она недовольно поморщилась:
– Что за мода давать девочкам мужские имена? Вы, милочка, ни при чем, но ваши родители поступили неразумно. Ведь как назовешь корабль, так он и поплывет. Вижу по отсутствию на пальце обручального кольца, что вы не замужем. А вы уже не совсем юная девушка. – Она осуждающе покачала головой.
– Мама! – воскликнул Любо.
– Мне двадцать восемь… – Я не сочла нужным скрывать свой возраст.
– Вот про это я и говорю. В ваши годы вы должны уже иметь детей, а не ходить в невестах. Жених-то есть у вас?
Старушка, не обращая внимания на Любо, гнула свою линию. Похоже, это ей доставляло удовольствие – на ее белых щечках появился румянец. Она достала из футляра другие очки, надела их и уставилась на меня. Наверно, очки, лежавшие рядом с книгой, были предназначены только для чтения.
– Жених есть. Маргарита Львовна, – я решила сразу перейти к делу, – посмотрите на эту фотографию. Вам знаком этот человек?
Старушка взяла фотографию, внимательно ее изучила, отрицательно покачала головой и протянула снимок мне:
– Нет, впервые вижу. А почему, милочка, вы считаете, что я могла его знать?
– Он был знакомым Ларисы Сигизмундовны, это Григорий Метелкин.
Старушка вздрогнула, взяла в руку фотографию и вновь стала ее рассматривать.
– Вот он какой – Гриша Метелкин! Нет, я его не знала, но от своего мужа Дмитрия много слышала о нем. – Теперь старушка с жадным любопытством рассматривала фотографию, затем перевернула ее и громко, с видимым удовольствием прочитала имя на обороте: – Григорий Метелкин.
Я ощутила внутреннюю дрожь, сердце забилось чаще, как, наверное, у охотника, выследившего дичь, или рыбака, заметившего по поплавку поклевку.
– Раз вам имя знакомо, вы, наверно, что-нибудь сможете рассказать об этом человеке?
Старушка задумалась.
– Дмитрий считал его исчадием ада, из-за него в конечном итоге погибла его мать. Мария Сигизмундовна по советским законам не была замужем – она обвенчалась с Владиславом Панкратовым в церкви, и никакого другого документа у нее не было. Это произошло здесь, тогда этот город назывался Петроградом, по улицам ходил одурманенный, ликующий народ: царизм пал и наступила эра свободы, демократии и всеобщего благоденствия. Но почему-то эра благоденствия очень скоро переросла в эру бесконечных проблем: стало совсем плохо с продовольствием и топливом, порядка не было. Вечерами было опасно выходить на улицу. И виноватым оказалось переходное Временное правительство. Мария родила Диму, а Владислав Панкратов, боевой офицер, награжденный двумя Георгиями, когда начались репрессии против бывших офицеров и дворян, ушел воевать в Добровольческую армию – сначала к Корнилову, а затем к Колчаку. С тех пор она его не видела. Уже в тридцатые годы к ней стал захаживать Григорий Метелкин, он сообщил ей по секрету, что служил вместе с ее мужем и что тот погиб в Сибири, сражаясь в отряде капитана Сатунина.
То, что рассказывала Маргарита Львовна, вызвало у меня ассоциацию с моим недавним путешествием в прошлое. Проводником у бежавших блатных был Панкрат, знающий, где спрятано серебро капитана Сатунина. Может, Панкрат – это прозвище человека по фамилии Панкратов? Но тогда выходит, что он погиб значительно позже и об этом было хорошо известно Григорию Метелкину. Вот только зачем ему надо было являться к его жене с явной ложью? Чего он хотел добиться?
– У Марии закрутился роман с Метелкиным. Диме в то время было уже пятнадцать, и он прекрасно понимал, что этот мужчина – проходимец и подлец. Неожиданно приехала из Киева сестра Марии Лариса, объяснив, что хочет спасти ее и Диму от грозящей смертельной опасности, о которой ей сообщили карты. Мария, по уши влюбленная в Метелкина, ничего не хотела слушать. Она согласилась только на то, чтобы Дима уехал вместе с Ларисой на летние каникулы в Киев. Дима был рад увидеть новые места, он не знал, что прощается с матерью навсегда и вернется в Ленинград после войны будучи уже взрослым, самостоятельным человеком.
Дима до конца жизни не мог себе простить, что покинул мать. Он был уверен, что, если бы тогда остался дома, она была бы жива. Я его так и не убедила в том, что тогда, возможно, сгинул бы и он. – Старушка замолкла, видимо, мысленно споря с давно умершим супругом.
– Как его мама погибла? – не утерпев, я отвлекла ее от размышлений.
– Метелкин был замешан в темные дела, и его арестовали. На допросе он назвал Марию Сигизмундовну своей пособницей, и ее тоже арестовали. Она получила десять лет лагерей и оттуда не вернулась.
– Какова же судьба Метелкина?
– Ему грозил расстрел, но во время следствия он как-то неожиданно сошел с ума и был отправлен в психиатрическую лечебницу.
– Возможно, он лишь симулировал сумасшествие, – высказала я предположение. Мне вспомнился допрос Метелкина и то, чем он закончился для следователя.
– Возможно, по крайней мере Дима так думал. В молодые годы у него возникла навязчивая идея – покарать собственными руками виновника гибели матери. Поэтому он поступил в медицинский институт на отделение психиатрии, чтобы таким образом добраться до Метелкина. Учеба у него затянулась на долгие годы – с предпоследнего курса его мобилизовали, он был военврачом всю войну и окончил институт в сорок восьмом. Но ни диплом врача, ни воинские награды не помогли ему поступить на работу в «психушку» закрытого типа, где содержались преступники, – мешала судимость матери. Только в конце шестидесятых годов ему, уже известному врачу, профессору, удалось попасть туда в качестве консультанта. Идеи убить подлеца у него уже не было – ведь этим он только бы навредил себе и нашей семье, но желание высказать тому все, что о нем думает, осталось. Но Дмитрий увидел перед собой дряхлого старика с пустыми глазами, уже в состоянии «овоща» – ни о каком разговоре не могло быть и речи. Просмотрел его медицинскую карточку и поразился – тот пребывал в этом состоянии с момента поступления в лечебницу и никаких признаков улучшения у него не наблюдалось. Лечащие врачи тоже недоумевали: у больного не было обнаружено никаких нарушений в функционировании мозга. В период «перестройки» и всеобщей гласности Диме удалось добиться реабилитации матери и получить доступ как к ее уголовному делу, так и к делу Метелкина. Выяснилось удивительное – Метелкин сошел с ума, превратившись в «овощ», буквально через несколько дней после ареста. Судя по протоколам допросов, он с самого начала стал давать следователю нужные показания, и вряд ли к нему применялись особые физические воздействия. А затем вдруг стал «овощем» и потерял способность говорить. Подобное могло бы произойти в том случае, если бы Метелкин получил тяжелую травму головного мозга, однако об этом в его медицинской карточке не упоминалось. Дима вновь отправился в «психушку», но Метелкин к тому времени умер, а результат патологоанатомического исследования поверг в шок. Мозг Метелкина не имел никаких изъянов, не считая изменений, присущих его возрасту. Хотите посмотреть? – предложила старушка. – Дима сделал копию.