Знак вопроса 1993 № 3-4
Шрифт:
Продолжим наши рассуждения. Нам, в конце концов, не так уж и важно — в 100 или в 1000 раз изменился масштаб. Но дело в том, что при верности (правомочности) нашего допущения… наблюдатель вообще ничего не смог бы видеть — он находился бы… в темноте!
В самом деле. Зрительно воспринимаемый глазами свет лежит в пределах длин волн 740–400 нанометров. (Единица измерения — нанометр — 10 – 9м. В оптике и молекулярной физике наряду с нанометром применяется единица, названная в честь шведского геофизика Ангстрем, равная 10 – 10м. Таким образом, 0,1 нм = 1 А.)
Следовательно, изменение частоты (и длины волны) света (отвечающее изменению масштаба времени!) всего в два раза привело бы к восприятию глазом той части спектра, которую именуют
Таким образом, визуальное наблюдение оказалось бы вообще невозможным, ибо свет бы померк и воцарилась ночь.
Поначалу я был обескуражен. Но по истечении некоторого времени пришел к заключению, что это даже хорошо, ибо мы можем предложить разнопричинность отмечаемых изменений скорости и сопутствующей этому бесшумности происходящего, отмеченной многими заявителями. Кроме того, почему бы, например, не предположить, что организм в случае стрессовой ситуации «снимает энергопитание» всех, в данном случае несущественных, систем? Ведь именно зрение стоит на первом месте по информативности, многократно превышая возможности слуха! Быть может, это просто проявление режима экономии? Но и это представляется интересным. И потому прикидочные расчеты, казалось бы ни к чему не ведущие, я привожу. Быть может, кто-то найдет ошибку в рассуждениях или отринет этот путь и найдет другой?
Поскольку вопрос не решен, все к нему отношение имеющее, в том числе и тупиковые пути, должно быть известно, отмечено, запомнено. К тому же жизнь протекает на сцене, где участвует не только время, но и не менее непонятная сущность — пространство, а также материя…
Итак, я не могу отказаться от мысли о возможности существования импульсной аварийной защиты организмов, более того, ее реальности и осмеливаюсь об этом говорить! Вспоминается Сэмюел Дрейк, сказавший в 1840 году: «Раз человек честно излагает свое мнение, не следует проявлять к нему нетерпимость. Ему должно быть позволено выставить на посмешище себя самого и своих друзей»! А я бы добавил к этому — и свои идеи!
Так или иначе — будущее, быть может скорое, подтвердит (или опровергнет) сказанное выше. А поскольку бесполезных знаний нет, то даже отрицание сказанного позволит продвинуться вперед по пути постижения мира.
Однако, видимо, защитные возможности организма гораздо шире, чем мы думаем.
Ведь если бы речь шла о техническом устройстве, то его создатель обязан был бы предусмотреть механизм блокировки, исключающий возможность неправильного пользования системой, то, что за рубежом не без юмора именуют «фулл-пруф», то есть защитой от дурака. Поскольку создается впечатление, что человеческий организм решен поистине безукоризненно в плане инженерном, то почему бы не поискать факты, свидетельствующие о дополнительных, еще не известных нам способах самозащиты организма.
Роясь в литературе, я натолкнулся на странные заявления, долгие годы не поддававшиеся осмыслению. Они свидетельствуют о парадоксальном поведении людей, исполняющих служебные обязанности в зонах повышенного риска, где вероятность гибели весьма высока.
Коротко сформулировать происходящее можно следующим образом. Безупречные профессионалы, длительное время проявлявшие высочайшее бесстрашие, умеющие гасить в себе страх смерти, внезапно, без объяснения причин (быть может, не имея возможности, «не умея» выразить их в словах), ощущают категорическую невозможность сегодня исполнить свой профессиональный долг.
Не доверяя сообщениям случайных лиц, нередко содержащих следы профессионального фольклора, обратимся к источнику, на мой взгляд, безупречному.
Главный психиатр Квантунской армии, врач Г. Е. Шумков, в 1905 году постоянно наблюдал за поведением солдат и офицеров в рукопашном бою. Надо заметить, что доктор Шумков был интереснейшей личностью. Уделяя большое внимание психике бойца во время сражения, он тогда уже считал неизбежным приход в далеком (но обозримом, по его мнению!) будущем к психологической войне. В работе «Психика бойца во время сражения» (СПб., 19..) две последние цифры года издания заменены прочерком, но можно предположить,
Итак, отрицание абсолютной свободы воли человека-бойца и признание безусловного подчинения поступков бойца закону причинности является положением, без которого научное исследование психики бойца невозможно».
Последуем этому несомненно мудрому совету профессионала, признаем безусловность подчинения поступков бойца закону причинности. Каковы же причины заинтересовавших нас эффектов? Размышляя о поведении бойцов перед боем, доктор Шумков в книге «Рассказы и наблюдения из настоящей русско-японской войны» (Киев, 1905) отмечает:
«Солдатики в день боя едят мало. Несомненно, что аппетит у большинства отсутствует. У меня самого не было аппетита и в продолжение двух дней боя и даже после него в продолжение пяти суток паники. Есть совсем не хотелось. Если иногда появлялся порыв к еде, то, взяв пищу в рот, отстраняешь ее. Она кажется безвкусной, и аппетит не разыгрывается…» Он отмечает и объективные параметры: «…пульс в бою 120 ударов около 48 часов… в 48-часовом бою до 200 ударов…»
Вот так, бесстрастно, добросовестно, скрупулезно, приведены ужасные цифры, характеризующие перенапряжение сил бойца в 48-часовом бою…
Однако продолжим беседу. С учетом изначально изложенных соображений о генеральной задаче организмов — сохранении жизни и несомненной подчиненности всех жизненных функций организма обеспечению именно этой потребности, а также высказанной доктором Шумковым мысли об отсутствии свободной воли бойца в подчинении всех ею поступков (и функций, насколько можно понять! — Ю. Р.) закону причинности, можно предположить, что из существ, развивавшихся в условиях существовавшего на Земле риска, адаптировались к нему и выжили лишь те, физиологические функции которых увеличивали шансы на выживание.
Очевидно, что отсутствие аппетита причинно оправдано перед боем, ибо ранение брюшной полости становится менее опасным, если желудок пуст. К тому же отсутствие пищи в желудке, по-видимому, также снижает количество крови в брюшине. В подобных же ситуациях, наряду с увеличением гормональной активности и отмеченным Шумковым резким увеличением числа сердечных сокращений, наблюдается гипервентиляция легких, лучше свертывается кровь, сужаются кровеносные сосуды и так далее.
Несомненно, что это тоже звенья защитных мер. Не нужно быть особым фантазером, чтобы заметить, что эти меры позволяют организму накопить энергию и одновременно снимают вероятность гибели особи от кровопотерь.