Знак Ворона
Шрифт:
Гребински заговорщицки подмигнул Макгвайеру, когда они вместе поднимались на лифте на десятый этаж.
— Будет интересная рыбалка, друг, — сказал он условную фразу и слегка подтолкнул своего коллегу локтем в бок, выражая тем самым высочайший всплеск эмоций.
Вход на десятый этаж осуществлялся по правилам высшей степени защиты. Сюда возносился только один лифт из двенадцати, работающих в здании. Остальные следовали мимо заблокированного этажа, и сотрудники Главного управления, проезжая закрытый этаж, в шутку напевали припев из последнего хита Элтона Джона: “This train don’t stop there anymore…”
Но для Гребински и Макгвайера этот поезд здесь останавливался. Надо было только засунуть свои электронные идентификационные карточки и подставить под тонкий световой лучик — радужную сетчатку своего собственного глаза…
— Рыбалка будет интересной, — повторил Гребински, на пороге приемной Хэмфри Ли Берча.
Бесполая секретарша кивнула им, и два начальника департаментов без задержки прошли в кабинет директора ФБР.
Полгода минуло, как Хэмфри Ли Берч занял эти апартаменты, но на столе его не прибавилось ни одной из тех “silly little things”, что отличают обычно менеджеров из простых смертных. Только фотография юного Хэмфри Ли с Эдвардом Гувером висела на прежнем месте, как бы символизируя дух новой стабильности, воцарившейся здесь.
— Присаживайтесь, господа, — сказал директор, не поднимаясь из кресла.
Рукопожатия здесь были не в чести. Как и лишняя болтовня. Гребински и Макгвайер выжидающе молчали, соблюдая этикет.
Хэмфри Ли Берч тоже выдержал паузу, как бы собираясь с мыслями, концентрируясь перед тем, как с филигранной точностью изложить суть вещей.
Наконец он заговорил:
— Нашу с вами деятельность, господа, вас, как директоров самых влиятельных департаментов, департамента внутренних расследований, и департамента системных разработок, а также меня, как директора всей системы Федерального Бюро, я рассматриваю как работу некого комитета по гарантии стабильности…
Гребински и Макгвайер молча смотрели прямо перед собой.
— А система стабильна тогда, когда нет утечек информации, — продолжал Хэмфри Ли Берч. Гребински и Макгвайер молчанием своим как бы выражали полное согласие с тем, что говорил шеф. — Итак, учение о стабильности любой системы, будь то Нью-Йоркская биржа или система ресторанов “Макдоналдс”, — основывается на незнании.. На незнании лишнего. Гребински и Макгвайер ели глазами своего руководителя. И вся система стабильности американского общества, и вся мировая стабильность основываются на том же самом принципе, на принципе изоляции мира от лишних знаний.
— Меньше знаешь, лучше спишь, — не удержался весельчак Гребински
— Именно, — кивнул Хэмфри Ли, — и даже не то что лучше спишь, а вообще, меньше знаешь, дольше живешь, потому как в дешевых детективах о трупах обычно говорили, он слишком много знал…
— Таким образом, шеф, мы берем на себя большое бремя заботы перед обществом, освобождая его от избытка знаний и принимая эти знания на себя, — хитро усмехаясь, закончил свою шутку Гребински.
Хэмфри Ли Берч скрестил пальцы обеих рук, помолчал, переводя свой взгляд с одного из собеседников на другого, и продолжил:
— Итак, система стабильности общества зиждется на предотвращении сакральной информации от утечки. Ведь, как сказано в Писании, не можно человекам видеть лица Его… И это об информации, потому как в начале было Слово, а слово — оно и есть информация.
— Шеф, вы говорили об этом, — Макгвайер позволил себе некое нарушение субординации, — вы говорили об этом в прошлый раз, когда вы решили учредить комиссию по проверке работы девятого отдела…
Хэмфри Ли снова скрестил пальцы и обвел присутствующих долгим взглядом.
— А знаете! — продолжил он. — А знаете, что русские в конце шестидесятых проводили собственное расследование убийства Кеннеди?
Гребински с Макгвайером синхронно вскинули брови, изобразив удивление.
— Ну и сигуранца вместе с финской контрразведкой могли на здоровье проводить свои независимые расследования, и что? — возразил Макгвайер.
— Русские вам не сигуранца с финской разведкой, — ответил Хэмфри Ли Берч, — русские в конце сороковых увели у нас секрет самого секретного проекта, секрет бомбы, и это тоже было частью сакральной информации, господа…
Снова помолчали, прислушиваясь к тишине.
— Русские проводили собственное расследование, параллельно с Комиссией Госдепа, причем этим занималось здесь по меньшей мере три сотни русских агентов, причем лучших агентов, включая и дипломатов, и нелегалов. И они очень приблизились в своем расследовании к сути…
Хэмфри Ли вывернул сцепленные в пальцах ладони и слегка потянулся.
— Я не знаю, насколько они тогда приблизились к теме, но вы должны знать, что любая развитая скрытая система рано или поздно проявляет себя именно в некоторых движениях, причем убийство Кеннеди было именно того свойства, когда скрытая до поры система проявила себя. И здесь мы снова вернемся к понятию стабильности общества, господа. Комиссия не могла ничего найти, потому что Комиссия сама была частью той скрытой системы, а вот русские…
— Шеф, вы полагаете, что начальник “девятки” работает на русских? — снова проявляя вольность, перебил своего патрона Макгвайер.
— Мы сделаем так, что он будет работать на русских, — ответил Хэмфри Ли, поворачиваясь в профиль и глядя на свою фотографию, где он был вместе с Гувером.
— Мне, как начальнику департамента внутренних расследований, — вступил в разговор Гребински, — было поручено установить наблюдение за начальником девятого отдела, и я уже докладывал вам о его недавних встречах в Майами, сэр.
— Да, в том и беда, господа, что мы одномоментно и часть системы и не часть ее, — сказал Хэмфри Ли Берч, — и если змея сама кусает себя за хвост, как в символе кольца, то мы, как несущие бремя обладания информацией, мы попадаем в ту часть схемы, когда оказываемся той самой кожей, которую змея периодически сбрасывает.
— Вы становитесь философом, шеф, — заметил Гребински.
— Причем китайским философом, шеф, — добавил Макгвайер.
— Недаром Ли — мое второе имя, — усмехнулся Ли Берч, слегка потягиваясь.