Знакомство по объявлению: Рассказы и стихи о любви и не только…
Шрифт:
Майка была строга со всеми. Терпеливо слушала, о себе ничего не рассказывала. А тем, кто зарывался и был намерен болтать долго и без толку, говорила, что очень занята: собственноручно консервирует огурцы. Да-да, сама вырастила и сама закатывает. Никакие огурцы она в тот день не закрывала, но почему-то именно это объяснение придумалось сразу же и показалось очень убедительным — его она и использовала для прекращения всех этих никчемных разговоров.
Сережа не звонил. Майка честно прождала до пяти часов вечера. Она понимала, что раз Сергей не звонит, то его скорее всего просто нет сейчас в Рязани.
Проклиная себя, Сергея вместе со всеми непостоянными и вероломными дальнобойщиками, пейджинговых девочек, которые давно уже смеются над ней, старой дурой, она набрала ненавистный номер и продиктовала: «Позвони я жду».
Майка пыталась читать — не получалось, хотела затеять стирку — не обнаружила в себе сил. Сил на ожидание звонка тоже не было; Тем более что если он, звонок то есть, будет, то только завтра. Скоро должен вернуться домой Володя, и Сережа, зная это, уже не позвонит. И снова до завтрашнего утра будет тянуться неуютное, запретное для телефонных звонков время.
Майка сидела на диване, поджав под себя ноги, и размышляла. Все ясно. Он нужен ей больше, чем она ему. Он вспоминает о ней не чаще одного раза в неделю. А раз в неделю — это физиологическая потребность. И не более того. Скоро он охладеет к ней. Ведь мужчины не любят, когда их так сильно домогаются. Им нравится быть удачливыми ловцами, охотниками, преследователями. Добыча уходит — а он, сильный и ловкий, настигает ее. Это ведь всем давно известно. И Майке известно лучше, чем кому-либо.
Когда-то давно у нее был любовник, которого звали (потрясающее имя!) Василий Шуйский. Так вот, этот самый Шуйский честно признался ей однажды, что когда Майя сама ему звонит, то ему хочется скрыться от нее, а вот когда пропадает, говорит, что надоел и пусть катится ко всем чертям, — он просто с ума сходит от любви.
Майя поняла, что Сергея надо бросить. Самой. Первой. Ну не то чтобы совсем бросить, а хотя бы сделать официальное заявление. О том, что больше они не увидятся. И ничего не объяснять. И тогда уж: или пан, или пропал. Или он, как Васька Шуйский, будет сходить с ума от любви к ней, или… Или… Или они… Или больше… Его у нее больше не будет… Не будет?! Невозможность этого прорвалась такими рыданиями, которые давно не сотрясали Майкиного тела. Она размазывала слезы по щекам, слизывала их с подбородка, вытирала то за одним ухом, то за вторым, потому что, рыдая, мотала головой из стороны в сторону. Она причитала: «Ну за что? За что? За что? Ну почему?» И что-то еще, непонятное даже ей самой.
Слез на слишком долгий плач не хватило, да и сил — тоже. Майка вытянулась на диване, сложила руки на груди и замерла.
«Спокойно, — сказала она себе. — Спокойно».
«Ты что, не проживешь без него?» — Вопрос был строг и прям.
«Проживу», — твердо ответила себе Майка.
«Человеком наконец станешь, дура!»
«Конечно, не буду подыхать у телефона. Что у меня, дел больше нет, что ли?»
«Ты уж налюбилась в своей жизни. Разве не так?»
«Да так, конечно. Куда уж больше? Пора и честь знать. Буду хорошей женой и хозяйкой. А женщиной я уже набылась».
«Ну вот, умница. Успокойся. Иди-ка на кухню. А то никакой пользы от тебя сегодня семье не было».
Майка послушно встала и отправилась на кухню. Когда пришел Володя, она была уже не зареванной Майкой, а как положено — нормальной женой, в фартуке и с половником (муж всегда вечером ел первое). Но Володя, посмотрев в собачье-печальные глаза жены, все-таки спросил:
— Ты чего?
— Да так, грустно что-то.
На том и остановились.
Серьезная подруга Ольга часто говорила:
— С любым важным решением нужно переспать.
А несерьезная Танька всегда поддерживала:
— Конечно, переспать! Переспишь — и сразу все ясно: нужен — не нужен!
Ольга сердилась:
— Все бы тебе о мужиках.
Танька действительно признавала только то, что связано с мужчинами, — работу, компании, разговоры. Майя в этой троице занимала среднее положение: на вид серьезная, скромная, а вместе с тем — в тихом омуте… И девчонки это знали. Ольга слегка осуждала. Танька — уважала и советовалась.
Итак, решено. Нужно, нужно заставить себя сказать ему то, что задумала. Обрубить все. Не оставляя надежды. А потом посмотрим. Лишь бы позвонил, а то, может, он-то уж ее давно бросил, а она просто не знает. Вот это скверно. И знакомо до боли. Ее бросали. А она — не умела. Но вот теперь… обязательно. Хуже в сто раз будет потом, когда ее миленький Сереженька найдет себе другую. «А так ведь и будет», — убеждала она себя. Вон их сколько: молодых, красивых, длинноногих и смелых. И Сережа глазами ни одной мало-мальски привлекательной женщины не пропустит. Да еще и Майкино внимание обратит: «Ничего девочка, правда?» И сейчас, когда есть силы (она ощущала их в себе, понимала, что может), нужно все оборвать. С этой мыслью Майя, решительная, уважающая себя женщина, заснула. И проснулась — с нею же. Уже хорошо! Надо как-то все закрепить, чтобы назад пути не было. Например, позвонить Ольге. У Таньки телефона не было. Да Танька и не советчик в этом деле.
Ольга решение одобрила, сказав, что давно пора снять розовые очки: какая любовь в их возрасте? Хлопоты одни. Майка, сидя на краешке дивана, кивала в телефонную трубку, глотая слезы: нет, Ольга совсем ее не понимает. Вот Танька отреагировала бы на Майино решение по-другому.
— Ты что, с дуба рухнула? — таращила бы она на Майю глаза. — Такими мужиками разбрасываться? Ты же сама говорила, что у тебя такой первый раз в жизни.
А ведь действительно у Майи никогда не было никого лучше. Только Володя. Ну Володя — это из другой оперы. Он вне конкуренции.
Майка уселась на диване поудобнее и начала думать: за что же она любит Сережу? А за все. За то, что он такой, такой… Ну нет таких больше! Он нежный, страстный, сильный — и Майя все время его хочет, и ей всегда его мало. И каждое его прикосновение, каждое движение — божественно и неповторимо.
А как он рассказывает про свои «КамАЗы»! Он, оказывается, собирал их своими руками из старых машин.
— Знаешь, как это здорово — сделать именно то, что тебе нужно, — говорил он Майке, блестя глазами.