Знакомство
Шрифт:
Читал он быстро. Почерк у меня хоть и корявый, как выражалась моя мама, но разборчивый. Можно подумать у неё почерк не корявый… Уже через десять минут, я как раз наливал ему чай в отцовский стакан с подстаканником, он спросил,
— Ну и что ты сам по этому поводу думаешь? Если в суде твои доказательства не пройдут…
Я сел на вторую табуретку и потянулся за сахарницей.
— Не знаю… Вы могли бы их всех арестовать и допросить, но даст ли это что-нибудь? Пытки в нашем законодательстве не разрешены. Да и эффективность их очень сомнительна. Каждая из 57 тысяч казнённых
Он хмыкнул и качнул головой.
— Я вижу только один путь, и я вам о нём уже рассказывал. Для меня главное при этом было бы точно определить меру вины каждого. Например, этот ленинградский посредник в обоих случаях нанимал исполнителей, которые действовали вслепую. Они не знали, для чего похищают девочек. У нас в законодательстве отсутствует статья за похищение человека, которая уже появилась в законодательствах некоторых стран на западе. Что им можно предъявить и как наказать? Статья за хулиганство?
Я передохнул и продолжил:
— И потом, что делать с трупами? Например, родственники некоторых пропавших десять лет назад девочек, до сих пор верят в то, что они живы и просто выбрали для себя самостоятельную дорогу. Другие уже смирились и успокоились. Сказать им сейчас, что их дети погибли страшной смертью? Это убьёт некоторых. Надежда, на мой взгляд, лучше, чем точное знание. Так стоит ли открывать им глаза?
Он покачал головой:
— Нет, Саша… Правда, какая бы горькая она ни была, лучше неопределённости! Дети должны быть найдены и перезахоронены. Родители будут знать — вот кладбище и здесь лежит мой ребёнок.
Я перебил его:
— А что вы будете отвечать тем, кто спросит, откуда у вас эти сведения?
Он пожал своими широкими плечами:
— Я уже думал об этом… Не такая уж это и проблема. Имена всех посредников он нам назовёт. Даже не сомневайся. Кроме того, если география его преступлений расширилась до Ленинградской, Курской и Донецкой областей, мы быстро припрём его, когда поднимем архивы Аэрофлота. Не пешком же он туда ходил. А вычислив имена посредников, которых ты нам уже здесь дал, — он потряс листами бумаги, — мы возьмёмся за них. Они у нас пойдут за соучастие. Высшую меру я им гарантирую!
Он поднялся с табуретки, снял с себя пиджак и осмотрелся, не зная куда его повесить. Я забрал его у него и пригласил пройти в комнату. Там, удобно расположившись со стаканом чая на диване, он осторожно спросил меня:
— Слушай, Саша, я ещё раз хочу спросить тебя о той фантазии…
Увидев мой удивлённый взгляд он пояснил:
— Про китайских палачей… Ты это серьёзно говорил, или просто в сердцах бросил?
Я поморщился:
— Говорил-то я серьёзно, но, если честно, не по душе мне это. Да и волокита с этими китайцами изрядная будет. Не знаю, может ещё и не решусь… Хотя сердце моё горит. Я ведь своими глазами видел, что этот зверь с девочками делал…
— Своими глазами? — выпучился на меня этот вальяжный дядька.
— А что вас удивляет? Вы уже привыкли к мысли, что ваш брат,
Он саркастически усмехнулся:
— Действительно! Чему тут удивляться? — и вдруг почему-то рассердился,
— Да ты хоть представляешь, каким бредом всё это звучит для постороннего уха? Мы с женой уже который день по полночи не спим! Всё обсуждаем увиденное и услышанное! Бред какой-то! — он сердито фыркнул.
Я понимал этого дядьку. Даже Марине, самому близкому мне человеку, которая знала обо мне абсолютно всё, с трудом давались эти новые знания.
— Не обижайтесь, дядя Виталя! Это действительно сложно принять. Понять вообще невозможно. Я сам ещё очень многое не понимаю. Откуда это взялось во мне? Почему именно я? И, главное, для чего всё это мне? Что я должен со всем этим делать? Никто же не сказал!
Он хмыкнул и сердитость ушла из его глаз:
— Послушай, Саша, я уже знаю, что ты в ольском детдоме провёл какую-то акцию. Мне даже известно, почему погибли эти шестеро мальчишек. Ты их прилюдно наказал. Непонятным осталось то, что же с ними со всеми произошло. Может расскажешь чуточку поподробнее? Всё, что я знаю, отдаёт откровенной чертовщиной.
— А зачем вам? — спросил я, внезапно насторожившись, — Чтобы посадить меня? Или к трудным подросткам?
Он снова рассердился:
— Не мели чепуху! Я же сказал тебе в самом начале — хочу поговорить с тобой один на один! Это нужно мне самому, чтобы понимать, что же там в конце концов произошло. Кроме того, это дело ведёт не городская, а районная прокуратура.
— А что вы уже знаете? — осторожно спросил я.
— Многое! Я читал протоколы опросов ребятишек из того детдома. Почти все утверждают на полном серьёзе, что ты, якобы, забрал у тех ребятишек души! — он сердито фыркнул.
— Напрасно сомневаетесь, дядя Виталя! Я и в самом деле это сделал. Но вы же атеист и не верите в существование души, поэтому вам так трудно принять это объяснение. И потом, не ребятишки были там. Это волчья стая. Вы, если хотите правильно выражаться, называйте их по-другому. Ну, хоть волчатами что ли… Они все шестеро переступили черту, отделяющую людей от животных. Им нельзя было дальше существовать!..
Он хмыкнул:
— А что это за история с алиби?
Я сделал удивлённое лицо. Он нетерпеливо повторил:
— Тебя видели одновременно и в детдоме, и сидящим в школе на уроках…
Я пожал плечами:
— А откуда я знаю, что вы не используете против меня то, что я вам расскажу? Это сегодня вы добрый, потому что я веду себя правильно. С вашей точки зрения правильно. А что будет, если я поведу себя неправильно? Не, дядя Виталик… Оставьте вы эти попытки, узнать обо мне всё. Я даже своим друзьям не всё рассказываю. Всё обо мне знает всего один человек в целом свете. И это не мама…
— Понятно… — протянул прокурор, оглядываясь по сторонам, — Говоришь, мама в командировку уехала?