Знаковые моменты
Шрифт:
Ведьмы слетаются
В Старом Свете накануне века промышленной революции к ведьмам почти потеряли интерес. А вот в Америке, особенно в населенной пуританами колонии Новая Англия, где располагался городок Сейлем, к прислужницам врага рода человеческого, напротив, относились предельно серьезно. Жизнь поселенцев была достаточно суровой, и больше других страдали от этого дети, им не хватало обычных радостей: игр, сказок, подарков. И неудивительно, что искрой, из которой в городе возгорелось пламя мракобесия, стали детские фантазии.
В начале 1692 года в доме местного пастора Сэмюэла Пэрриса, плохо ладившего с прихожанами (в протестантизме институт священничества отсутствует, и духовного лидера выбирает сама община), стали твориться
Сегодня его коллеги назвали бы все это типичной подростковой истерией (невроз подавленных желаний, попытка привлечь к себе внимание и т. п.). Но даже в те времена можно было бы обратить внимание на одно обстоятельство: незадолго до начала припадков в руки к юным особам попала книга известного бостонского богослова Коттона Мэзера, посвященная ведовству в Новой Англии. О Мэзере сейлемцы еще вспомнят, не пройдет и года. Вскоре странная хворь постигла подружку девочек, и в дело решила вмешаться, на свою голову, служанка Пэрриса, негритянка Титуба. Она немного поворожила, с самыми лучшими намерениями, чтобы проверить, не бесовские ли это козни. Но о ворожбе прознали соседи, а затем и сам пастор. Он устроил домашним допрос, на котором у его дочери вырвалось роковое: «Это все она виновата – Титуба!»
Негритянку отправили в тюрьму, компанию ей составили еще две жительницы Сейлема: городская нищенка, чье имя история не сохранила, и вполне добропорядочная фермерша Сара Осборн. На них указала во время очередного припадка племянница пастора. К этому моменту уже более десятка сейлемских барышень в возрасте от 13 до 20 лет страдали ужасными корчами. Горожане не на шутку перепугались, но к совету немногих здравомыслящих выпороть непутевых девиц и забыть об их глупых наветах, увы, так и не прислушались.
Судебное производство запустили по всей форме. Шериф Корвин и судья Готорн, полистав труды по ведовству и посоветовавшись с бостонскими авторитетами (в том числе с самим Мэзером), нашли явные признаки дьявольских козней в Сейлеме. Как и в любом другом случае, когда объявлялась охота на ведьм, доказательством могло служить любое голословное обвинение. А также добровольное признание обвиняемых, что тогда означало – под пыткой. Ни глуповатая нищенка, ни речистая фермерша не смогли убедить судей в своей невиновности. Более того, запирательство обвиняемых утвердило Готорна во мнении, что налицо вмешательство врага рода человеческого.
Зато Титуба со страху призналась и в том, что летала на метле на шабаши, и в глумлении над невинными девичьими душами – словом, во всем, что в красках описывалось в демонологической литературе и с еще более красочными подробностями передавалось из уст в уста. Ей бы следовало попытаться вывести завравшихся девчонок на чистую воду, но общественное мнение уже приняло их сторону, и «поклеп» лишь усугубил бы незавидное положение чернокожей служанки.
В общем, она поступила характерным для подобных процессов образом: стала «сотрудничать со следствием». В частности, называть имена несуществующих сообщников и описывать их гнусные деяния. Именно Титуба сообщила о «высоком нездешнем мужчине», руководившем дьявольским налетом на Сейлем, он еще появится в этой истории. Маховик процесса раскручивался. Судья Готорн, убедившись в виновности троих «ведьм», вернул их в тюрьму и готов был вынести обвинительный приговор. Возможно, если бы несчастных казнили сразу, это отрезвило бы сейлемцев и трагические события не приобрели бы столь широкий масштаб, обошлось бы без новых жертв. Но дело затянулось. Колония тогда ждала нового губернатора из метрополии, который должен был назначить новых судей. Судебная машина забуксовала, зато жертвы ведовства превратились в героев дня и окончательно распоясались. Все списывалось на происки врага рода человеческого, они могли хулиганить, дерзить взрослым, сквернословить... Но если бы только это.
Вот один пример. Некая Марта Кори не пустила мужа на допрос первых трех ведьм: нечего, мол, слушать всякие глупости. Сказанное дошло до девочек, и последовало «слово и дело»: они тут же заявили, что их мучил еще и призрак в облике Марты Кори. Причем бедняжки даже рассмотреть его толком не успели, поскольку были ослеплены. И миссис Кори отправилась в тюрьму. Между тем Титуба вспомнила на следствии еще о нескольких представителях нечистой силы. Результатов долго ждать не пришлось. Разгоравшаяся охота на ведьм, естественно, сопровождалась все возрастающим количеством наветов. Атмосфера страха парализовала разум и волю сейлемцев. Показательно: петицию в защиту первых трех обвиняемых подписало более ста человек. Спустя некоторое время, когда арестовали одну из самых уважаемых женщин Сейлема, Ребекку Нэрс, в ее защиту отважилось выступить вдвое меньше. А затем на протяжении многих месяцев горожане ничего, кроме доносов, не подписывали.
Шабаш
Дело ходко двигалось к «главному процессу», соответственно, подобрали главного обвиняемого. Было установлено, что организовавший сейлемский шабаш «высокий нездешний мужчина», о котором сообщила Титуба, – это бывший местный пастор, преподобный Берроуз, не так давно перешедший в другой приход. Не пользовавшийся популярностью у прихожан Сэмюэл Пэррис весьма ревниво относился к славе предшественника и отзывался о нем крайне неодобрительно, так что одной из юных доносчиц не составило большого труда догадаться, на кого показать в следующий раз.
Коль скоро есть организатор, то должна быть и достойная преступная организация. Ее продолжали сколачивать подручные Пэрриса: благодаря их наводящим вопросам барышни переключились с женщин на богатых и уважаемых отцов семейств. В сообщники Берроуза попали, к примеру, отставной офицер Джон Олден и Филип Инглиш, владелец домов, кораблей и морской пристани. И даже один из судебных приставов, раскаявшийся в содеянном и пытавшийся бежать из Сейлема.
Главный процесс начался в мае. К тому времени о сейлемском деле знала вся Новая Англия. Однако прибывшему наконец новому губернатору сэру Уильяму Фипсу было не до ведьм: он был обременен особыми поручениями – закончить войну с индейцами и урегулировать конфликт с пуританами, недовольными новым «колониальным» законодательством. Поэтому он умыл руки, переложив разбирательство на тройку судей во главе со своим заместителем Стафтоном. Собственно, разбирательство требовалось лишь для соблюдения процедуры, в его результате сомневаться не приходилось.
Практика показывает, что даже хорошо смазанная машина подобных процессов порой дает сбои. Правда, случается это лишь там, где судебное право не пустой звук. Так, в соседнем с Сейлемом Эндовере, также охваченном ведьмоманией, нашелся человек, который сообразил подать встречный иск на доносчика, обвинив того в клевете и потребовав огромной денежной компенсации. Разбор дела растянулся на годы, зато этот смелый поступок заметно охладил пыл местных стукачей. А уже упомянутая Ребекка Нэрс, известная своей набожностью, непоколебимой уверенностью в собственной правоте, произвела на присяжных впечатление столь сильное, что те объявили ее невиновной.
Однако справедливости не суждено было восторжествовать. Сразу же после объявления вердикта присутствовавшие на процессе «пострадавшие» барышни завыли и забились в корчах так, словно пришел их последний час. Спектакль возымел действие: судья Стафтон попенял присяжным за попустительство нечистой силе и отправил их подумать еще разок. И те после краткого совещания единогласно решили: виновна. После такого урока следующим четверым обвиняемым (в их числе был Берроуз) приговор был вынесен без сучка и задоринки. 19 июля четыре ведьмы с «ведьмаком» Берроузом во главе были повешены при большом стечении народа на холме неподалеку от Сейлема. Правда, и на сей раз не обошлось без сбоя. Непосредственно перед казнью преподобный Берроуз громогласно и без запинки помолился. А ведь в конце XVII столетия любой ребенок знал, что одержимые дьяволом не в состоянии это сделать внятно и без кощунственных ошибок.