Знамение
Шрифт:
Аура над головой Нефтис была перепутана так же сильно, как и в месте перелома, хотя никакие травмы не ощущались. На этот раз Найл не стал ничего радикально менять, а просто начал гладить девушку по голове, терпеливо устанавливая единое направление энергетических потоков и лишь немного добавляя от себя «серебряной нити». Аура оказалась послушной, податливой, и это даже напугало правителя: он ведь не знал, как именно должно проходить обращение энергии — однако Найл счел лучшим, если будут потоки неправильные, чем совсем никакие.
Нефтис застонала, повернула голову, открыла глаза и, увидев правителя, тихо прошептала:
— Где мы?
Вместо ответа Найл откинулся
— Мерлью, дайте мне, пожалуйста, немного поспать. Я действительно здорово устал.
Сидящий в глубине пещеры Вайг тревожно встрепенулся, повернул голову в сторону входа. В ту же секунду сверху, в щель между камнями поструился песок, плоский камень дрогнул, щель расширилась и в свете дня промелькнула здоровенная клешня скорпиона. Вскрикнула мать. Найл действовал машинально, не раздумывая: возле входа стояло копье Улфа с наконечником из шакальей кости, острой, как игла. Найл метнулся ко входу, схватил копье и что есть силы саданул меж клешней, расширяющих проход. Послышалось шипение, потянуло едким удушливым запахом. Тварь отпрянула, открыв взору участок неба с летящим в какой-то сотне метров от них паучьим шаром. Казалось дыхание врага коснулось его лица, мысленный прощупывающий луч впился в сознание. В пещере все замерли… Нет, луч отпустил, скользнул дальше. Тревога стала ослабевать. Шары улетали, маячили вдалеке, зябко покачиваясь на багряном фоне заката над горами. Улф, обняв сына за плечи, притиснул его к себе: «Хороший мальчик».
Найл резко, рывком проснулся, стремительно сел, огляделся.
Впереди простиралась пустыня. С точки зрения его семьи — оазис: везде и всюду, с интервалом в десять-пятнадцать шагов из земли выпирали высокие, по пояс, кочки, на макушках которых зеленела длинная трава. Жить здесь должно быть сытно и спокойно. Вот только ни мать, ни отец, ни брат, привидевшиеся во сне, никогда не попадут на это прекрасное место — их уже давно нет в живых. Остался только вечный и неизменный песок.
Найл опустил руку, набрал целую горсть желтого песка и позволил ему медленно, развеиваясь на ветру легким облачком, просыпаться сквозь пальцы.
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, Мерлью, неплохо, — Найл обернулся к девушке. Как я сюда попал?
— Сквозняк был сильный в ущелье, вот тебя и вынесло, — с серьезным выражением лица сообщила принцесса.
— Сквозняком?! — переспросил Найл.
— Ну, а сам ты как думаешь? Сделали из копий носилки, да и перенесли. Будить тебя никто не хотел, ждать, пока ты проснешься, тоже. Надоели горы всем по самое некуда, а до пустыни один холм перевалить оставалось. Вот мы встали, да и пошли. Будешь гневаться?
— Нефтис как?
— На охоту отправилась. И несла тебя тоже она. И еще одна девица, из детей. Они там чуть не подрались, кому носилки тащить.
— Кавине только доверь, — услышал Найл знакомый голос. Вечно у нее из рук все валится.
— Значит, это была ты, Юлук?
— Скажи, Посланник, — девушка присела рядом с ним, опираясь на копье. Почему ты говорил, что людей лечит старик, если ты это делаешь сам?
— Это не совсем так, — в памяти Найла промелькнул их общий поход в Дельту, эпидемия в городе, опарыши, копошащиеся в загнивающей ране. — Я расскажу потом, для «памяти», это будет полезно. Просто… Просто я могу вылечить одного, от силы двоих, а Симеон сразу всех.
— Ну, если калеками станут сразу все, — философски пожала плечами Юлук, — лечить нас будет бесполезно.
— А
— Пусть лучше пауки охотятся, — усмехнулась Юлук. — Они все сырым могут жрать. А нам с этой травой ни в жизнь приличного костра не развести. Пару каких-нибудь козявок охотницы всяко найдут, а больше нам и не испечь. Маленько перекусим, и ладно.
Найл постепенно начал понимать, что среди его маленького отряда есть группа, на которую он ранее не удосуживался обращать особого внимания, и которая живет и развивается по своим, особенным законам, не очень согласующимся с привычными Найлу обычаями города Смертоносца-Повелителя.
Посланник откинулся на подстилке, закрыл глаза и попытался установить полноценный контакт с сознанием Юлук, которая поднялась с корточек и пошла к ближайшей кочке, рассчитывая найти небольшую, быстро пропекаемую добычу, но уставший мозг не послушался, и правитель на несколько минут провалился обратно в дремоту.
Когда он пришел в себя, Юлук поблизости не было, зато вдалеке маячил другой подросток, имени которого Посланник не знал. На этот раз Найлу удалось войти в его сознание, и он стал медленно, неторопливо разбираться в мыслях, привычках и желаниях этого человека.
Очень быстро к правителю пришло понимание, что не дети входят в народ изгнанников, а именно изгнанников принимают или нет в среду детей. Подростки постоянно двигались вместе со старшим поколением, не особо задумываясь куда, и зачем нужно идти. Просто движение для них — это обычная, нормальная жизнь. Они останавливались на привалы, охотились, делились добычей, потому, что это нормально, без этого нельзя — но в тоже время, среди них не было разделения на двуногих и восьмилапых. Да, паучата кичились своей силой и выносливостью, и очень часто, на привалах, двое-трое человечков боролись против одного паука, стремясь опрокинуть его на спину. Но, тем не менее, двуногие мальчишки и девчонки, рядом с которыми прошла их жизнь со дня рождения, были для паучат ближе, чем старшие смертоносцы, вечно занятые своими делами. А двуногие друзья в полной мере ответили тем же, когда отогревали восьмилапых на плато перед долиной Парящей Башни. Из всех «своим» считался только Рион, знавший свою дочь и всегда стремящийся помочь советом, поделиться опытом.
С доброжелательностью дети относились к Юккуле, которую Рион искренне любил, и Мерлью, уважая ее за способность быстро ориентироваться и заботиться в равной степени обо всех. В последние дни «своими» стали Найл, удививший всех своей бесконечной памятью и опытом, и Нефтис, ради которой Посланник был готов рискнуть жизнью. Кстати, последнее обстоятельство прибавило правителю куда больше авторитета, чем даже способность к врачеванию. Недолюбливали дети Симеона, не очень понимая, почему тот так гордится собой и время от времени начинает командовать.
В общем, дети действительно представляли собой отдельный отряд со своими лидерами, такими как Нуфтус и Юлук, и со своими растеряхами, вроде Кавины. Всех остальных они в свой состав включали неохотно, воспринимая как знакомых, но чужих людей.
Дальше пошли воспоминания о переходе по морскому берегу и ловле рыбы у большой реки, и Найл так и не понял, в какой момент чужие мысли опять смешались с его собственными сновидениями.
Как всегда в пустыне, утро началось с легкой изморози, но поднявшееся солнце быстро разогнало холод прогрело тела смертоносцев, и к тому моменту, когда люди закончили завтрак, состоящий из небольшого кусочка вчерашнего печеного мяса, пауки были готовы двигаться в путь.