Знаменитая танковая
Шрифт:
– Понимаю, – отвечал я.
Якин стремится в родной корпус
Сообщив мне об этом, дедушка наконец-то перешёл к судьбе Василия Якина.
Хотя бригады изменили свои номера, но корпус остался под прежним номером. И это спасло несчастного Василия. Ведь на войне дисциплина прежде всего нужна. А если самовольно будешь поступать, то наживёшь себе очень много бед. Или погибнешь ни за что ни про что.
Однако 17-й корпус был в подчинении 6-й армии. Понятно, ничего этого Якин не знал.
В Саратове на вокзале он проболтался двое суток. И ничего не узнал о своём корпусе. На вокзале он примелькался со своими вязанками сапёрных лопаток. А мороз
В ту пору враги засылали в наши тылы шпионов и диверсантов. Наши контрразведчики вылавливали их. Одевались контрразведчики в разную одежду.
И вот вечером 17-го ноября сидел Якин на своих лопатках между скамейками поближе к топившейся печке. Горевал и не знал, что ему делать. Он уже чувствовал себя дезертиром. На самом деле: приведут его в отдел контрразведки, чем он докажет, что сбежал из команды, желая воевать в своём корпусе? Ничем не докажешь. И его могли посчитать за настоящего дезертира. От таких мыслей голова шла кругом у несчастного Якина. Он даже вскакивал, хватался за голову и опять садился. И так вскочив в очередной раз, он обратил внимание на худого парня в гражданском пальто и в малахае. Парень стоял возле печки, вроде бы грелся, разглядывая потолок, стены. Но осторожный разведчик Якин заметил, что парень следит за ним. «Всё, – подумал Василий, – влип я. Но может, это не контрразведчик переодетый, а жулик какой-нибудь?» Василий решил проверить. Упёр локти в колени, захватил голову ладонями. Притворился, что задремал, а сам сквозь пальцы поглядывал на парня в малахае. Парень пошарил глазами кого-то в толпе, видимо, не нашёл. И вдруг исчез.
Якин и про лопатки свои забыл. Пригнувшись, юркнул он к дверям, пробежал к торговым лоткам и затаился за деревом. В ту же минуту из-за угла вокзала вывернул бегом парень в малахае, за ним спешил патрульный лейтенант. С другой стороны пробежали в вокзал два бойца с автоматами. И тут Якин принял решение: надо ехать только в сторону фронта. И будь что будет. Только в сторону фронта. Там он не может показаться дезертиром. Фронтовики разберутся, кто он есть на самом деле.
Бегом обогнул базар, перрон. Он уже знал, где проходят эшелоны в сторону фронта.
На путях стоял только один эшелон с танками на платформах. На платформе далеко не уедешь – замёрзнешь. Сзади запыхтел паровоз, прополз мимо Якина и остановился. Из вагонов выпрыгивали бойцы с котелками и спешили к вокзалу. В некоторых вагонах стояли лошади. От вокзала тоже прибежали бойцы к эшелону.
– Это двадцатый? Это двадцатый? – спрашивали они.
– Двадцатый, – отвечали им, и бойцы лезли в вагоны.
– Это двадцатый? – крикнул Якин, подбежав к одному из вагонов.
– Двадцатый.
И он забрался в вагон.
В вагоне топилась железная печка, горел керосиновый фонарь, стоявший на ящике. Бойцы были все пожилые. Стены вагона обложены тюками прессованного сена. В углах было темно. Якин пробрался в угол, потеснил лежавших бойцов. Его обругали со сна, но позволили втиснуться. Якин боялся, что патрульные пойдут вдоль поезда, будут спрашивать, нет ли в вагонах постороннего. Но вскоре вагон дрогнул, застучали буфера – пронесло!
Потом он увидел, что печка раскалилась докрасна. На неё поставили котелки, заправили воду пшённым концентратом. И ему страшно захотелось есть. Весь день он ничего не ел. Вкусно пахло дымом махорки, хотелось покурить. Бойцы говорили о лошадях, о сене и овсе. О том, что начальство сообщало им, будто там, куда они приедут, места степные, сена в колхозах много. И овёс будут поставлять. Из разговоров Якин уяснил: во всех вагонах эшелона едут хозяйственные роты – лошади и ездовые бойцы. Будут они возить на передовую боеприпасы, продукты,
Под утро поезд остановился в степи. Путь занесло снегом, надо было расчистить дорогу. Ругая метель, сидевшие у печки взяли лопаты и вылезли из вагона. Из спавших никто даже не пошевелился. Видимо, они отдежурили своё время и отдыхали. Якин долго смотрел на печку, на котелки, от которых вкусно пахло. Глотал слюни. И не выдержал. Зная, что кто-нибудь из лежащих не спит, он, тоже ругая вслух метель, взял лопату, пробрался к дверям.
Спрыгнул, вдоль железнодорожного полотна пошёл к бойцам, долго сгребал снег под откос. Но лишь только заговорили об оставленных на печи котелках, отстал от соседей, потом побежал к своей теплушке, вскочил в неё. Посидел на корточках возле печки, грея руки. Даже посвистел тихонько с небрежным видом. Снял с ремня котелок, из-за голенища вытащил ложку и очень медленно, будто нехотя, стал накладывать кулеша в свой котелок. Он из всех котелков взял по нескольку ложек. И незаметно было, что кто-то воровал кулеш. Рядом с печкой на мешке лежали большие и толстые сухари. Якин смотрел на них, но взять не решился. Вернулся на своё место. Обжигая язык, нёбо, с жадностью съел кулеш.
Вместо семафоров для маскировки на перегонах стояли бойцы с фонарями. Трое суток полз эшелон. Живые семафоры останавливали его и держали в степи раз десять по неизвестным для едущих причинам. Наконец притащились на станцию Бутурлиновка. Надо было всем выгружаться. Но оказалось, что платформу накануне разбомбили. Сходней не было, не знали, как вывести из вагонов лошадей. Дежурный на станции ругался, бойцы ругались. Возле вокзала прохаживались военные в белых полушубках. «Непременно кто-нибудь из них из контрразведки», – думал Якин. И, смело выпрыгнув из вагона, закричал дежурному:
– Да хоть доски какие-нибудь можно найти у вас? Есть доски? Мы быстро сходни сколотим!
Досок не было. Тогда Якину пришла мысль в голову.
– Мужики! – закричал он. – Выносите тюки с сеном, быстро! Наложим их и по сену сведём коней! – Он стал распоряжаться.
Едва вывели лошадей, дежурному передали, что к станции приближаются бомбардировщики.
– Воздух! Воздух!
– Гоните лошадей в степь!
Военные в полушубках указали начальнику эшелона, по какой дороге им надо ехать.
– Езжайте, – торопили они, – всё ваше добро потом на машинах привезут. Гоните, а то коней побьют!
Лошади были связаны поводами попарно. Какой-то усатый боец сунул Якину повода.
– Садись и гони на этих, – крикнул боец, – а я Серёгиных заберу!
Со ступенек вагона Якин забрался на лошадь и понёсся по дороге в степь за другими бойцами.
Контрразведчики шутить не любили. Дважды останавливали в степи растянувшуюся колонну странных всадников. Издали замечали их, вылезали из землянок, заваленных снегом. Расспрашивали, кто они такие.
– Дуйте скорей в Гнилуши. Там разберутся! – С такими словами пропускали ездовых.
На дороге и рядом с ней Якин видел следы гусениц, и надежда теплилась в нём.
В деревне Гнилуши военные переполошились, увидев всадников. Ведь все приехавшие были без маскировочных халатов, а тут уже фронтовая полоса.
– Слезайте, черти! – кричали на всадников. – Разводи лошадей по дворам!
– Разойдись по домам!
– Расходитесь!
Здесь уже всюду снег был изрыт гусеницами. Слева от деревни, километрах в пяти—шести от неё, Якин приметил лесок. Туда от деревни вели следы гусениц. Там стояли танки. Он хотел одного: как-нибудь проникнуть к рядовым танкистам. С ними можно поговорить. Наверняка они слышали о 17-м корпусе. Вдруг повезёт и он узнает о своих?