Знаменитые авантюристы XVIII века
Шрифт:
— Друг мой, — отвечал ему с грустью старый сенатор, — эта притча о контрабанде — один только предлог. Искали не контрабанду, а тебя самого. И если бы нашли, то, конечно, и взяли бы. Пользуйся же этим случаем, удирай немедленно: завтра, может быть, будет уже поздно. Уезжай во Флоренцию. Я тебе напишу туда и извещу, когда тебе можно будет вернуться. Я знаю, что у тебя нет денег; я дам тебе сотню цехинов. Уезжай, пока не поздно!
Казанова заупрямился. Он утверждал, что невинен, и, уперся с этою невинностью как бык.
— Суд найдет за тобой достаточно провинностей, можешь быть спокоен! — убеждал его опытный сенатор, отлично знавший, как ведутся подобные
Но Казанова не стал спрашивать оракула; он понимал, сколь мало будет от этого пользы. Он мотивировал свой отказ тем, что обращается к оракулу только в случае сомнения, тут же для него не было сомнения, что с ним, ни в чем не повинным, ничего нельзя поделать.
— Если я теперь убегу, то подчеркну только основательность взводимых на меня обвинений, — рассуждал он. — И как потом удостовериться, что опасность для меня миновала? Ведь может случиться, что мне уже никогда нельзя будет вернуться на родину: опасность может никогда не прекратиться? Значит, мне надо распроститься с отчизною навеки.
Истощив все доводы, старик Брагадин умолял Казанову, по крайней мере, провести с ним у него во дворце эту ночь и следующий день. Казанова имел жестокость и в этом отказать своему благодетелю; он куда-то торопился, на какое-то любовное свидание.
Старик заплакал и, обнимая его, предсказал ему, что они видятся в последний раз в жизни. Его предсказание вполне сбылось. Он умер через одиннадцать лет после этого прощания, и Казанова все это время не имел возможности повидаться с ним.
Казанова был арестован на другой же день после этого последнего свидания со своим благодетелем, 25 июля 1755 года. Messer grande явился к нему на квартиру рано утром, разбудил его, велел встать, одеться и следовать за ним.
— По чьему приказу меня арестуют? — спросил Казанова.
— По приказу Верховного суда.
Глава X
Казанова в свинцовой тюрьме. — Первое время заключения. — Его каморка, крысы, мертвая рука.
Слова «Верховный суд» окаменили Казанову. Он вдруг превратился в автомат. Пока messer grande рылся в его бумагах и вещах, пересматривал и собирал в кучу его книги, Казанова совершенно машинально встал, оделся, даже побрился и расфрантился, точно на бал собрался. Когда он был готов, messer grande пригласил его следовать за собой.
Весь дом был наполнен стражниками; их был целый отряд, человек сорок. Казанову пригласили сесть в гондолу. Messer уселся с ним, захватив в лодку четырех человек из отряда. Приехали сначала в квартиру или канцелярию messera; любезный хозяин предложил Казанове позавтракать, но тот отказался. Тогда арестованного заперли в отдельную комнату и продержали там четыре часа.
Наконец пришел messer grande и объявил Казанове, что, согласно полученному приказу, должен препроводить его в свинцовую тюрьму. Казанова последовал за ним, не промолвив ни слова. Сели в гондолу и, пройдя по сети малых каналов, вошли в Canal Grande и высадились на Тюремной набережной. Прошли по нескольким лестницам, перешли через крытый мост, Мост Вздохов, известный всем и каждому по романам и по картинкам, и очутились в здании знаменитой тюрьмы, крытой свинцовыми листами. Тюрьма вслед за мостом начинается галереею; за ней следует ряд комнат. Во второй из этих комнат сопровождавший Казанову сановник представил своего арестанта какому-то человеку в одежде патриция. Этот господин, совершенно незнакомый Казанове, обмерил его взглядом. Это был секретарь инквизиции, Доменико Кавалли.
— Отвести его в депо! — распорядился Кавалли.
Тут же стоял и тюремщик с громадной связкой ключей. Казанова был передан в его распоряжение. Тюремщик захватил с собой двух конвойных и повел Казанову вверх по лестницам. Вошли в длинный коридор, потом перешли в другой, отделенный от первого замкнутою дверью. В конце этого коридора отомкнули дверь: открылась скверная, грязная каморка, длиною в шесть шагов и шириною в два, скупо освещенная через высоко пробитое окошечко. Казанова подумал, что его тут и водворят, ни он ошибся. Тюремщик вооружился громадным ключом, отпер тяжелую, окованную железом дверь с дырой посредине и велел Казанове пройти в эту дверь. Между тем глаза Казановы невольно остановились на какой-то чудовищной машине, вделанной в прочный станок. Эта машина имела вид подковы, толщиною около дюйма. Пока Казанова рассматривал эту машину, тюремщик с усмешкой разъяснял ему ее назначение.
— Я вижу, сударь, что вам хотелось бы узнать, зачем тут эта штука. Сейчас объясню вам. Видите ли, когда их превосходительства (т. е. члены Совета Десяти) приказывают задушить арестанта, его усаживают на табурет, задом к этой подкове. Затем его шея вставляется внутрь подковы, а вот эта веревка проходит сюда, в дыру, и охватывает шею спереди. Потом свободный конец веревки наматывают вот на этот ворот и вертят ворот, сдавливая шею приговоренного, пока он не отдаст своей грешной души Господу. Около него, само собой разумеется, остается духовник все время, до последнего издыхания.
— Это очень остроумно, — заметил Казанова. — А кто же занимается вращением ворота, вероятно, вы?
Но тюремщик не удовлетворил его любопытства и знаком пригласил пройти в дверь. Казанова должен был согнуться, почти присесть, потому что дверь была не больше 3,5 футов в высоту. Как только он прошел в дверь, тюремщик захлопнул ее и запер на ключ. Потом, через окно в двери, он спросил Казанову, что он желает иметь на обед. Но узник не чувствовал особенного аппетита, и тюремщик удалился, тщательно замкнув все двери.
Казанова осмотрел свое помещение. Оно было снабжено довольно большим окном, фута два в квадрате, заделанным железною решеткою в шестнадцать клеток. В каморке было бы светло, если бы перед окном не торчал конец громадной деревянной балки, выставлявшейся из стены здания. Каморка была всего в пять футов вышины, так что высокорослый Казанова мог ходить по ней не иначе, как нагнув голову. Она разделялась на две части; две трети общей площади приходились на переднюю часть, а остальная треть образовала какую-то нишу, вроде алькова, где могла поместиться кровать; но в каморке не было ничего: ни кровати, ни стола, ни стула. На полу стоял только гнусного вида сосуд, назначение которого было нетрудно угадать, да в одном месте к стене была прилажена полка. На нее Казанова и положил свой роскошный шелковый плащ и шляпу, отделанную испанскими кружевами и белыми страусовыми перьями.
В каморке стояла удушливая жара. Казанова машинально приблизился к дверному окошку и заглянул в соседнюю каморку, через которую был ход в его келью. Там при слабом свете, проникавшем с улицы, он увидал целое полчище крыс колоссальных размеров. Казанова боялся этих животных до истерики. Он с содроганием подумал о том, что они, пожалуй, проникнут и в его каморку; опасаясь этого нашествия, он запер окно своей двери внутренним ставнем. Затем он облокотился на решетку своего окошка и простоял так часов восемь подряд, немой и неподвижный.