Знаменитые авантюристы
Шрифт:
Вместо роскошных апартаментов, как бывало раньше, он ютится в комнате на бульваре Бомарше, да и то принадлежащей его другу. Он оказывается за «чертой бедности». Только тогда власти смилостивились и назначили ему «ежемесячное вспоможение» в размере ста франков.
В начале 1854 года он переезжает на улицу Сент-Пьер-Попенкур. Три года спустя ему восемьдесят два года, и он уже не может подняться, отказывают ноги, тело бьется в судорогах. Доктора безнадежно машут рукой. Придя в себя, он говорит врачу: «Мне хотелось бы почувствовать землю под ногами…» Его пытаются отговорить, но он упрямо настаивает. «Разве нельзя, как Геракл, восстановить силы, прикоснувшись к
Более десяти дней длится агония. Видок мужественно заканчивает свою жизнь, как и жил, не зная страха, рискуя и надеясь.
Говорят, в предсмертном бреду од шептал о том, что мог бы стать Клебером, Мюратом, добиться маршальского жезла, но слишком любил женщин и дуэли. Если бы не они…
В полумраке истории
Летним вечером 1844 года в загородном доме Бальзака в Жарди собрались друзья писателя. Хозяин «угощал» в тот день своих гостей примечательнейшей личностью — Видоком.
Расположившись в глубоком кресле, он занимал окружающих историями из своей жизни. Рассказывал о неписаных законах преступного мира, о ворах и грабителях. Или о том, как «вычищал Тюильри» от самозванцев, разгадывая нюхом бывшего каторжника под платьем маркизов и баронов, под пышными мундирами — клейма обитателей галер. Время от времени Видок сопровождал свое повествование словами: «Комедия! Комедия мира — самый необыкновенный спектакль!»
Это была не первая встреча автора «Человеческой комедии» с прототипом его героев, и прежде всего — Вотрена. Они познакомились задолго до этого, еще в начале двадцатых годов. Бальзака интересовали факты, случаи из уголовной и судебной практики, он запасался материалом для своих романов, изучал жизнь парижского «дна».
Видок, как никто, мог оказаться полезным для него. Возможно, именно после встреч с ним Бальзак записал слова о том, что все ужасы, которые романистам кажутся вымыслом, уступают действительности. Великий писатель не только находил в рассказах Видока подтверждение тому, что мир преступников связан тайными узами с верхами общества, с полицией, но и черпал из его историй темы, сюжеты, образы для своих «этюдов о нравах». Под именем Гобсека выведен старый приятель Видока ростовщик Жюст; «женщина-загадка» Феодора из «Шагреневой кожи» напоминает Сильвию, знакомую Видока; образ Феррагюса был навеян тем же источником. Подтверждение тому — досье на некоего каторжника Феррагюса, обнаруженное в бумагах Видока после его смерти. Не раз на страницах романов Бальзака упоминается имя и самого начальника сыскной полиции.
В своей работе Бальзак не преминул воспользоваться и таким источником, как воспоминания Видока. Из них он узнал о случае с Вотреном, заимствовал это имя и, изменив лишь одну букву, назвал им одну из самых колоритных фигур «Человеческой комедии».
Но не только имя взял Бальзак для своего персонажа из жизни. Писатель придал Вотрену черты реального лица — Видока, создал близкий к подлиннику портрет, наделив его умом и хитростью, присущими прототипу. Даже внешний облик этого литературного героя, его ярко-рыжие волосы, незаурядная физическая сила, приветливое обращение и грубоватая веселость, за которыми скрывался вулкан человеческих страстей, — скопированы с Видока.
Бальзак имел право сказать, что Вотрен «не заключает в себе никакого преувеличения», ибо был списан «с живого человека».
Однако и это не все. Бальзак использовал факты биографии бывшего каторжника при создании своих романов. Сведения, почерпнутые из жизни Видока, послужившего как бы возбудителем творческого воображения писателя, были немаловажным источником для автора «Человеческой комедии» при описании преступного мира, которым, как он считал, нельзя было пренебрегать в описании нравов, в точном воспроизведении состояния общества. Похождения, подобные тем, что описал Видок, часто находили отражение на страницах прессы того времени, печатавшей отчеты о дерзких подвигах беглых каторжников, сеявших смятение в провинции и столице. Факты такого рода получили отклик и в литературе. Создается мода на романы, где действуют пираты, разбойники, беглые каторжники, полицейские.
Не избежал всеобщего поветрия и молодой тогда Бальзак. Уже в ранних произведениях он выводит тип сильного человека, скрывающегося обычно под чужим именем. Это и пират Аргоу, присваивающий себе фамилию графа де Максенди, и неуловимый, таинственный Феррагюс, элегантно одетый, с орденом Золотого руна, звездой на фраке и двумя буквами, выжженными на правом плече, означающими каторжные работы.
Наконец, это Вотрен — по словам самого Бальзака, один из наиболее известных и ярко обрисованных персонажей «Человеческой комедии». В прошлом «Наполеон каторги», известный под именем Жака Коллена, по кличке Обмани-смерть, он впервые появляется в романе «Отец Горио».
Метаморфозы Видока, так же как и перевоплощения Куаньяра, Колле, Жосси, наводят на мысль о различных обличьях, принимаемых Вотреном. Бальзак прямо указывает, что мнимый испанский аббат Карлос Эрера «оказался на месте каторжника Коллена в результате какого-нибудь преступления, столь же искусно совершенного, как то, при помощи которого Куаньяр стал графом де Сент-Элен». Тот же Коллен, скрываясь от полиции, выступает под личиной негоцианта, в роли генерала осуществляет «блистательнейшую из своих проделок» — побег, переодевшись, подобно Видоку, в офицерский мундир.
На страницах жизнеописания Видока перед читателем возникал, по мнению тогдашнего генерального инспектора тюрем Моро-Кристофа, человек «необычайного ума, неслыханной, дерзновенной смелости, невероятной, неистощимой изобретательности, огромной физической силы и ловкости». Но только этого, согласитесь, совсем недостаточно, чтобы не оказаться за бортом истории. Почему же и сегодня мы вспоминаем о Видоке?
Как полагает современный историк Жан Савен, изучавший биографию Видока и написавший о нем ряд книг, имя Франсуа Видока до сих пор не кануло в Лету только потому, что его личность интриговала и вдохновляла великих писателей. И это действительно так. Следы Видока можно отыскать и в творчестве Дюма.
Если Бальзак познакомился с Видоком за столом в доме у господина де Берни, королевского прокурора, мужа госпожи де Берни, с которой писателя связывала многолетняя дружба, то А. Дюма встретился с ним в гостиной Бенжамена Аппера. На вилле у этого известного филантропа и писателя раз в неделю собирались «самые блистательные умы эпох». Здесь можно было встретить писателей, драматургов, политических деятелей, врачей, адвокатов и т. п. Бывал и Видок, утверждавший, что «добрые дела отмечают каждое мгновение жизни почтенного господина Аппера». Любезный хозяин, не желая оставаться неблагодарным, в свою очередь, распинался перед гостем: «Я знаю тысячу штрихов, говорящих о добром сердце Видока, этого замечательного человека».