Знаменитые писатели
Шрифт:
Первая мировая война застала семейство Борхесов в Швейцарии. Хорхе Луису пришлось учиться в Женеве, в лицее имени Кальвина, где преподавание велось на французском языке, с которым у него были определенные трудности. Помог ему соученик Морис Абрамовиц, впоследствии известный швейцарский врач. Он приобщил Хорхе Луиса и к французской поэзии.
Увлекался юный Хорхе Луис и мифами Востока. Он прочел все 17 томов «Тысячи и одной ночи» в переводе английского писателя-арабиста Ричарда Бертона, и эти сказки стали для него любимыми. И если в произведениях Борхеса встречается мысль о бесконечности и текучести культуры, то вызвана она, прежде всего, этой арабской эпопеей. «Произнести «Тысяча и одна ночь», – говорил писатель, – это значит прибавить к бесконечности единицу. Идея бесконечности и книга «Тысяча и одна ночь» – это одно и то же». Борхес считал, что если Шахразада продлевает жизнь своими рассказами, значит время чтения и время жизни совпадают.
Книги стали для будущего писателя проводниками в огромный, непознанный мир, который был и похож и не похож на реальный. И этот мир требовал постоянного постижения, знаний, интуиции. Борхес, кроме английского и французского, самостоятельно овладел немецким языком, чтобы лучше понять философию Шопенгауэра. От немецкого мыслителя он взял только то, что касалось Востока, культуры мифа, таинства сновидений и буддизма. Собственно говоря, и реальная жизнь для Борхеса метафорически становилась книгой, которую надо было прочитать. И оценивал он ее как магическое хранилище мировых ценностей, именуемых простым словом «культура».
Массовое сожжение книг в Германии в годы фашизма показалось деятелям культуры тем же варварским актом, который всегда сопровождал правление древних диктаторов. Такого же мнения придерживался и Борхес, назвавший себя именем древнего китайского мыслителя Шиана, который в гигантской башне оберегал последние уцелевшие книги.
Но только библиотеки были для Хорхе Луиса единственным убежищем для спасения от не всегда постижимой реальности. Две знаменательные встречи определили его творческий путь – знакомство с испанским писателем и критиком Рафаэлем Консиносом-Ассенсом и аргентинским философом Маседонио Фернандесом. С Рафаэлем Консиносом-Ассенсом Борхес познакомился в 1919 г. в Мадриде, куда родители привезли его из Женевы. Вспоминая свою встречу с начинающим писателем, Консинос-Ассенс писал: «Тихий и сдержанный, он укрощал свой поэтический темперамент счастливой трезвостью рассудка; классическая культура греческих философов и восточных сказителей уводила его в прошлое к сокровищам и фолиантам, но он не забывал и о нынешних открытиях». Рафаэль сразу понял, что перед ним большой поэт. В рецензии на поэтическую книгу «Луна напротив», вышедшую в 1926 г., он отмечал своеобразие таланта Борхеса, его религиозность и мистичность.
Сам Консинос-Ассенс был одержим культурой, он боготворил ее и пытался вводить религиозные и философские сюжеты из арабской и иудейской мифологии в художественную прозу. С его подачи Борхес воспринял идею о Боге, пишущем книгу, которая именуется миром, и трансформировал ее. Видимые образы Бога, как считал писатель, – только оболочка, а истинный лик всегда закрыт для смертного.
В 1921 г. семья Борхесов возвратилась в Аргентину. В порту их встретил старый друг и соученик Борхеса-старшего Маседонио Фернандес. И тут же речь зашла о будущем аргентинской литературы. С этого дня Маседонио на долгие годы стал объектом поклонения Хорхе, его духовным учителем. Позже Борхес писал: «В те годы я почти переписывал его, и мое подражание вылилось в пылкий и восторженный плагиат. Я чувствовал: «Маседонио – это метафизика, Маседонио – это литература».
Впрочем, литератором Маседонио можно было назвать лишь относительно. Завсегдатай столичных кафе, любимец богемы, лектор, сам он не удосужился издать ни одной строчки. Все, о чем говорил Маседонио на лекциях, собирали и готовили к изданию поклонники его таланта. Но и этого Борхесу было достаточно для восхищения его неординарной личностью. Вслед за своим учителем он назвал философию разделом фантастической литературы, а единственной реальностью – область сна и воображения. Известные его афоризмы «Реальность – одна из ипостасей сна», «Жизнь есть сон, снящийся Богу», «Просыпаясь, мы снова видим сны» – это, по существу, высказывания, навеянные философскими размышлениями Маседонио. От него же писатель воспринял ироническое отношение к культуре, книгам, читателям, но самое главное – самоиронию, которую Маседонио блестяще реализовывал в форме парадоксов. В одном из писем к Хорхе Луису он извинялся следующим образом: «Я так рассеян, что уже шел к тебе, но по дороге вспомнил, что остался дома». Подобная парадоксальность суждений характерна для многих произведений самого Борхеса. Опубликованы и его многочисленные лекции по религии, литературе и искусству.
Лекционная деятельность Борхеса началась в 1946 г., когда правление президента-диктатора Аргентины Хуана Перуна лишило его скромной должности в библиотеке Мигель Канэ, и он вынужден был искать другой заработок. Борхесу предложили должность инспектора по птице на рынках. Предложение было поистине издевательским и даже жестоким – к тому времени у него начало катастрофически падать зрение. Пришлось согласиться, но близкие друзья Борхеса выхлопотали для него цикл лекций в Аргентине и Уругвае. Позже эти лекции вошли в книгу под названием «Семь ночей творения».
Основные метафоры, сопровождающие творчество Борхеса, относятся к мышлению, памяти и культуре. Предметно они олицетворяются книгой, лабиринтом и зеркалом. Его мировоззрение иррационально и пронизано мистикой. Писатель с увлечением рассказывает о буддистах и суфиях, гностиках и неоплатониках, каббалистах и мистиках, как бы растворяя собственные мысли во множестве идей. Соединяя математическую точность с мистическим порывом, он пытается заглянуть за пределы культуры, чтобы выйти к чистому бытию.
У Борхеса все метафоры становились «вымыслом», даже само это слово. А все реально существующее в мире названо лишь «вероятностью» или «гипотезой». Он как бы видел мир из бесконечного далека, и тот представал перед его глазами во всей своей цельности. Иронически относясь к культуре, этот скептик и мистик приобщал к культуре читателей.
Хорхе Луис Борхес давно уже занял почетное место в ряду выдающихся мыслителей ХХ века. Поражает и его человеческий подвиг: обладатель высших литературных наград, Коммандор ордена Почетного легиона, кавалер ордена Британской империи «За выдающиеся заслуги» и испанского ордена «Крест Альфонсо Мудрого», доктор Сорбонны, Оксфордского и Колумбийского университетов, он писал книги, не видя написанного. Борхес полностью ослеп во второй половине жизни, но это не помешало ему видеть мир в непознанных пока измерениях, найти новые пути в лабиринте человеческой души.
Однажды на вопрос журналиста, существует ли другая жизнь, писатель ответил: «Нет, я уверен, что никакой другой жизни не существует: меня бы огорчило, если бы вдруг оказалось, что она существует. Я хочу умереть весь. Даже мысль о том, что после смерти меня будут помнить, мне не нравится. Я жду смерти, забытья и забвения».
Ни забытья, ни смерти Борхес не миновал. Но вот забвения не получилось. Ныне писатель издается миллионными тиражами на всех континентах, и о нем будут помнить до тех пор, пока существует грандиозное здание культуры, здание, в котором Борхесу жилось и думалось лучше всего.
Иосиф Александрович Бродский
(24.05.1940 – 28.01.1996)
Русский поэт, лауреат Нобелевской премии (1987 г.).
Сборники стихов «Остановка в пустыне», «Конец Прекрасной эпохи», «Часть речи», «Урания», «Новые стансы к Августе», «Пейзаж с наводнением», «Перемена Империи», «Холмы. Большие стихи и поэмы», «В окрестностях Антарктиды», «Новые стихи»; книги и эссе «О Скорби и Разуме», «Меньше чем единица»; пьеса «Мрамор».