Знаменитые русские о Венеции
Шрифт:
Поездка в Московию вместе с братьями Ралевыми в 1490 г., когда Андрей Палеолог снова просил денег у Ивана III, оказалась для него безрезультатной. Вскоре после очередного возвращения из Московии “император в изгнании” нашел себе друга в лице короля Франции Карла VIII, погасившего часть его долгов. Андрей Палеолог приветствовал вторжение Карла в Италию в 1494 г. и вскоре подписал с ним соглашение, по которому передавал ему права на константинопольский престол – взамен Карл пообещал Палеологу содержание в 1200 дукатов в год. Вскоре после смерти друга-короля Андрей опять оказался в долгах и в 1502 г., незадолго до своей смерти, подписал новое соглашение, передававшее все права на “империю Востока” испанским монархам
В 1490 г. братья Ралевы привезли с собой из Италии еще и группу талантливых мастеров, в том числе архитектора и инженера Пьетро Антонио Солари (ставшего известным в Москве под именем “Петр Антонин Фрязин”), который прославился в Москве строительством башен и Грановитой палаты в Кремле; летописи называют его “архитектоном” или “главным архитектором Москвы”. Вместе с ним в Москву приехал и Марк Фрязин (Марко Руффо), по проектам которого были построены многие кремлевские башни, в том числе Спасская, Беклемишевская и Никольская.
Из Венеции в Москву в 1490 г., по просьбе Софьи Палеолог, был привезен и молодой врач – “Леон Жидовин”, искусство которого вскоре понадобилось. Внезапно заболел наследник престола 32-летний сын Ивана III от первого брака – Иван Молодой. Застудившись на охоте, он стал прихрамывать, жаловался на боли в суставах – венецианский врач определил у царевича подагру (“камчугу” – как ее называли на Руси) и начал лечить травяным отваром и прикладыванием стеклянных сосудов, наполненных горячей водой. Однако 15 марта 1490 г. наследник скончался, и спустя сорок дней при большом стечении народа на Болвановке в Замоскворечье состоялась казнь: врача втащили на эшафот – и палач в красном кафтане отрубил ему топором голову. Народ сочинил тогда сказку об Иване – Царевиче и Елене Прекрасной (жене молодого князя, Елене “Волошанке”), деспотичном царе-отце и злой царице-мачехе (читай: Софье Палеолог), якобы отравившей пасынка ядом…
Известно, что позднее, в 1493 г., Мануил Ралев ездил в Италию вместе с дьяком Посольского приказа Данилой Мамыревым: тогда в Милане московские послы отличились тем, что отказались присутствовать на герцогском приеме из-за несогласий в придворном церемониале: они “требовали предпочтения” перед другими послами, говоря, что их государь, царь московский, и благороднее, и сильнее “вместе взятых королей Венгрии, Богемии и Польши”. Московские послы привезли тогда из Италии группу мастеров, наиболее известным из которых был Алевиз “Старый”, который построил в Кремле великокняжеский дворец, а позднее работал над стенами, башнями и рвами Кремля со стороны Неглинной.
Во второй половине 1499 г. посол Дмитрий Ралев ездил еще раз в Венецию, теперь уже с дьяком Митрофаном Карачаровым. Свидетели из числа венецианских чиновников утверждали, что обоз московитов с драгоценными шкурками соболя и другого пушного зверя был так велик, что его отправили по морю отдельно, еще до прибытия послов. На приеме во Дворце дожей они подарили дожу Агостино Барбариго четыре больших связки соболей: одну – от “царя московского”, две – от своего имени, и одну – от богатого купца, который был в московской делегации. В числе подарков была и некая “огромная рыбья кость” (судя по всему, моржовый клык, который в Московии называли “рыбьим зубом”).
По свидетельству венецианского сенатора Марино Сануто, московские послы “были одеты по своему обычаю, и были в каких-то длинных шапках, подбитых мехами у головы, и говорили почти как турки… Один из них (Дмитрий Ралев – А. К.), говоривший по-латыни, грек из рода Палеологов, был одет в одежду, шитую золотом…”
“Миланская история” тогда повторилась: по постановлению правительства Венеции, Ралев и Карачаров не были допущены к участию в одной
Московские послы были тогда в Венеции в течение трех месяцев – с декабря 1499 г. по март 1500 г. К тому времени во внешнем виде главной площади Венеции – Пьяцца Сан-Марко – произошли разительные перемены: было практически закончено строительство Прокураций, опоясывавших пьяццу, а площадь украсилась знаменитой Башней часов (Torre dell'Orologio).
На вершине башни можно увидеть две бронзовые статуи, бьющие в колокол, отлитый в венецианском Арсенале мастером Симеоне в 1497 г. Под ними, на голубом фоне с золотыми звёздами изображен крылатый лев с открытой книгой. (Первоначально рядом с этим символом Венеции была помещена статуя дожа Агостино Барбариго, молящегося, стоя на коленях. Увы, после захвата Венеции Наполеоном в 1797 г. и низложением последнего дожа Лодовико Манина, статуя была убрана как один из символов прежней власти.)
Ниже находится полукруглая галерея с сидящей статуей Богородицы с Младенцем на руках. С каждой стороны есть голубая панель, показывающая время: слева римскими цифрами отмечены часы, а справа арабскими – минуты. Дважды в год, на Богоявление (6 января) и на Вознесение (в четверг на 40-й день после Пасхи), в одной из дверей, обычно закрытых панелями с цифрами, появляются фигуры трех волхвов, которых ведёт ангел с трубой, и проходят по галерее, преклоняясь перед Божией Матерью и Младенцем, прежде чем скрыться в другой двери. Еще ниже расположен огромный циферблат с золотой стрелкой, показывающей время. На уровне первых двух этажей Torre dell'Orologio сделана монументальная арка, ведущая на главную улицу, Мерчерию, которая связывает политический центр города, площадь Сан-Марко, с его коммерческим и финансовым центром – Риальто.
Башня Часов на площади Св. Марка.
…Продолжая традицию, Дмитрий Ралев нанял в начале 1500 г. в Италии очередную группу специалистов (“многие мастера серебряные, и пушечники, и стенные”), в числе которых был архитектор и инженер Алевиз “Новый” (настоящее имя – Алоизио Ламберти да Монтиньяна), которому Москва обязана строительством Архангельского собора Кремля, собора Петра-митрополита в Высоко-Петровском монастыре, храмов Александровской Слободы и т. д. Еще одним итальянским “муролем”, привезенным в тот раз из Венеции, был Бон Фрязин (Марко Бон), который возвел в Кремле башнеобразную церковь-звонницу Иоанна Лествичника, получившую название “Колокольни Ивана Великого”…
В записках венецианского сенатора Марино Сануто рассказывается еще об одной удивительной сделке, состоявшейся в Венеции между русскими послами и венецианцами: по поручению великого князя в Венеции было приобретено некое женское украшение удивительной красоты – за фантастическую сумму в 36 тысяч дукатов. Для описания драгоценного изделия Сануто использовал слово “collare” (“воротник, расшитый золотом и камнями”), отмечая, что оно предназначалось “для дочери русского короля”. Сегодня ясно, что речь шла об “узорочном ожерелье” или “саженье” –традиционном на Руси женском свадебном украшении, предназначавшемся для готовящейся свадьбе царевны Феодосии, дочери Ивана III, с сыном его ближайшего воеводы князя Данилы Холмского – Василием Даниловичем. Согласно обычаю, на свадьбе таким “ожерельем-саженьем” благословляет дочь родная мать – в данном случае московская государыня Софья Фоминична Палеолог.