Знаменосцы
Шрифт:
— Маричка! — тихо воскликнул Ференц. — Маричка!
Выяснилось, что это была подруга его дочери, хорватка.
Девушка поздоровалась со стариком, потом повернулась к бойцам, энергично подняв стиснутый кулачок.
— Смерть фашизму, слобода народам! — приветствовала она пришедших девизом югославских партизан. Ференц объяснил бойцам, что брат девушки партизанит в горах Югославии.
Радость, такая большая и чистая, какой, возможно, никогда не вызывает в человеке его узко-личное счастье, охватила в этот момент бойцов. И башкир, работавший столяром на
Хаецкий даже чмокнул ее так торжественно, как будто христосовался на пасху.
Женщина в очках, которая должна была теперь вернуться, что-то сказала Ференцу. Художник смутился.
— Чего она хочет, Ференц?
— Просит документ.
Женщина хотела, чтобы пан офицер выдал ей какой-нибудь документ о том, что она принимала участие… на стороне демократии.
— После, после, — отвечал Багиров. — И ей, и пролетарию, всем выдам… если живы будем!
Теперь место провожатой заняла Маричка.
Некоторое время шли в темноте, потом старшина зажег свой электрический фонарь. Перед ними была довольно широкая цементная труба. Девушка, согнувшись, уверенно вошла в нее.
— Денис, отныне говори: прошел Крым, Рим и будапештские трубы, — не удержался Хаецкий.
На него зашикали.
Вскоре труба кончилась. Бойцы попали опять в котельную. Нащупали ступеньки и, держась одной рукой за скользкую стену, а другой за автоматы, стали подниматься. То и дело останавливались, прислушиваясь.
Небо! Высокий багряный простор молчаливо щупали прожекторы… Бойцы с облегчением вдохнули свежий морозный воздух.
— Гараж, — прошептал Ференц, разглядывая в темноте длинное приземистое строение. — Гараж «Европы». Я его узнаю.
Багиров осторожно высунул голову, оглядел, словно обнюхал двор, потом дом над головой. Окна всех этажей с этой стороны были целы и вспыхивали рубиновыми отблесками.
— Как будто «Европа».
— «Европа», «Европа», — уверенно шептал Ференц.
Автоматчик Самойлов, лопоухий, неговорливый москвич, тоже взглянул, словно из башни танка.
— Она!
В самом деле, над ними был отель, хотя его трудно было узнать: немой, темный, с балконами. С фасада балконы уже давно были сбиты, на их месте торчали только изогнутые рельсы.
Старшина отправил провожатых обратно, поблагодарив за помощь.
— Завтра встретимся…
Завтра! Ой, как же ты далеко, завтра! К тому, кто спокойно дремля, будет ждать тебя в бункере, ты явишься скоро и незаметно. Но в какой страшной дали ты скрываешься от глаз штурмовиков! Они должны итти к своему завтра через этот дом!.. Здесь на каждом этаже притаилось сто смертей и ждут, ждут…
— Друзья, кому из нас сегодня умирать?
Никто не отвечает.
— Роман,
— Разве это ночь? Это ведь целая вечность!
XVII
Багиров в последний раз инструктировал свою штурмовую группу. Благодаря рассказам Ференца он хорошо представлял себе внутреннее расположение отеля. Вася распределил штурмовиков по этажам. Они должны были тайком добраться до коридора, засесть там в засаде и ждать сигнала. То, что штурмовиков было немного, имело свои преимущества: они могли действовать свободно, не боясь убить в темноте кого-нибудь из своих.
— Знай, что каждый идущий на тебя — враг, — сказал старшина.
На первом этаже должны были действовать Багиров и Хаецкий. Здесь, уничтожая гарнизон, нужно было в то же время выломать парадные двери для того, чтобы первые атакующие влетели в дом без задержки. Комбат предупредил, что как только в отеле завяжется бой и пулеметный огонь противника будет дезорганизован, с фронта гостиницу атакуют еще несколько штурмовых групп.
Бойцы пожали друг другу руки. Это была взаимная присяга, взаимное заверение в том, что они будут драться до последнего. И если случится так, что эта ночь станет для них последней ночью в жизни, то они, каждый в отдельности, проведут ее с достоинством.
Самойлов, поднявшись в полный рост, с гранатами в обеих руках, пошел прямо в дверь. Мгновенно он исчез за порогом. Все ждали взрывов изнутри. Их не было.
— В порядке, — облегченно вздохнул Хаецкий.
Бойцы один за другим бесшумно скользили в черный провал тыловых дверей.
Братья Блаженко шептались о том, что в случае чего они встанут друг к другу спинами. Как никак, тогда у них будет четыре ноги — не так просто сбить. Глаза кругом, два автомата…
Когда наступила их очередь итти, старшина еще раз предупредил:
— На вашем этаже в третьем окне слева миномет.
— Не в третьем, а в четвертом, — поправил Денис.
— Там его дорога и кончилась.
И темный высокий Денис неторопливо направился к двери. В это время в помещении что-то задребезжало и из дверей навстречу Блаженко вынырнул с пустым ведром немец. Роман приготовился прыгнуть на помощь брату. Но Денис, не ускоряя шага, прошел мимо немца, чуть не задев его плечом. Фриц не обратил на него внимания, приняв его за своего, и, насвистывая, пошел через двор.
— Ну и нервы! — восторженно заметил о Денисе Ростислав, маленький боец, почти подросток. — Мы его переманим к себе, в батальонную разведку.
Ростислав с товарищем должен был оставаться на дверях, и Багиров приказал ему:
— Когда этот айн-цвай будет возвращаться, уложите… Чтоб ни звука.
— Будет исполнено.
Гостиница молчала, только где-то с противоположной стороны, как и раньше, глухо постреливали пулеметы.
Ушел Роман. За ним поднялся Хаецкий.
— Молись за меня, жинка, — промолвил он тихо. — Молитесь за меня, дети. Потому что я… пошел.