Знание-сила, 1998 № 02 (848)
Шрифт:
Рэтленд бывал в Падуе и мог писать о падуанском университете (но мог и Шакспер). Граф встретил там датчан Розенкранца и Гильденстерна, но это нс значит, что он не рассказывал о них обычные студенческие байки в кругу друзей, которые могли запомниться и вхожему в его дом Шаксперу вместе с необычными именами скандинавов. К сожалению, множество мелких неточностей обнаруживается в характеристике автором взаимоотношений между графами Рэтлендом, Саутгемптоном, Эссексом, с одной стороны, Ф. Бэконом, У. Берли и королевой, с другой, которые заставляют его видеть антиелизаветинские настроения Шекспира там. где их нет. По той же причине ему приходится игнорировать восторженные
Отказывая «крохобору» Шаксперу в праве быть гением, И. Гилилов с легкостью отдает это право «целомудренному Рэтленду», который, однако, страдает венерической болезнью, отравившей его брак и сделавшей несчастной его жену. Но если он пишет под именем Шекспира, чтобы развлечь графиню, то как быть со «смуглой леди сонетов», чрезвычайно живой образ которой едва ли мог порадовать его интеллектуалку-соавтора. С другой стороны, в «белокуром друге» из сонетов легко угадывается граф Саутгемптон (действительно близкий приятель Рэтленда, но и покровитель реального Шакспера), однако в свете высоких моральных качеств, приписываемых Рэтленду, и его безмерной платонической любви к жене несколько странными в его устах выглядят лирические строки, обращенные к мужчине. Одним словом, Рэтленд не слишком убедительно выгляди г в роли автора по имени Шекспир.
В концепции И. Гилилова обнаруживается и немало противоречий психологического свойства. Автор постоянно подчеркивает, что множество людей знали о том, кто был истинным Шекспиром: кембриджские однокашники Рэтленда, М. Сидни, Бен Джонсон, издатели и печатники и даже сам Яков I Стюарт, но все они десятилетиями хранили эту страшную тайну из уважения к чете Рэтлендов. И. Гилилов неоднократно использует этот термин, намекая, что кто-то «сверху» периодически припугивал издателей, дабы они не проговорились. Неясно, однако, почему все они так серьезно относились к литературной игре, что страшного могло быть в невинной мистификации? Почему следовало хранить молчание о ней даже спустя много лет после кончины Рэтленда, в то время как слухи о действительной тайне этой семьи — Недуге и бессилии мужа — тем не менее просочились и циркулировали при дворе, как и намеки на то, что в глазах современников действительно могло выглядеть страшным грехом — на самоубийство графини Рэтленд. При этом трудно поверить в странную тактичность десятков осведомленных людей, которые не поделились с потомками сведениями о том, кто всего-навсего подписывал гениальные стихи вымышленным именем.
Вера в тайны и загадки истории - одна из удивительных склонностей нашего ума, здоровая интеллектуальная потребность видеть явления более сложными, чем они кажутся на первый взгляд, обнаруживать необычное за, казалось бы, плоским и обыденным. Это наш бунт против банальности. К счастью, я убеждена, что приведенные выше соображения ничуть не поколеблют тех, кто страстно желает верить в загадку Шекспира, да и не стремилась к этому. Пока тайна дразнит разум, мы будем продолжать искать ответы на поставленные нами или придуманные вопросы, а попутно открывать для себя и глубже постигать эпоху Шекспира, кем бы он ни был. •
«Печать таланта и оригинальности...»
Дискуссия,
Редакция «Знание — сила», между тем, далее намерена предложить читателю неожиданное продолжение темы. Разговор об авторстве «шекспировских» пьес найдет, конечно, свое место и здесь, но прелесть двух публикуемых ниже статей в ином: они очерчивают странное пространство, где сходятся:
один из основателей РСДРП — и он же, спустя много лет, автор памфлета «Тайна Советского Союза», в котором он «нашел подлинный сюжет коммунистической драмы»;
соратники Ленина, Борис Савинков — и различия в способностях к прочтению Апокалипсиса;
шекспировская «Буря», а также загадочный Просперо — и далекая туманная Абиссиния;
«Офелия, о, нимфа!» — и холм Офел в Иерусалиме;
«Гамлет, принц датский» — и тайны Ватиканской библиотеки.
И все эти сюжеты связаны воедино весьма причудливым образом
Возможностью именно так продолжить тему дискуссии мы обязаны Николаю Ивановичу Ульянову.
Н. И. Ульянов — видный российский историк, глубоко и оригинально мысливший исследователь российской истории и литературы, один из выдающихся представителей русской культуры за рубежом.
В России имя его неизвестно. Тем важнее хотя бы коротко рассказать о нем. Хотя бы для того, чтобы знакомясь с публикуемыми ниже статьями, читатель понимал, что имеет дело с текстами серьезного исследователя.
Николай Иванович Ульянов в 1927 году окончил историко-филологический факультет Петроградского университета. Работал в Институте истории РАНИОН, в Постоянной историко-археологической комиссии при Академии наук в Ленинграде. Стал кандидатом исторических наук. В те годы им было опубликовано шесть исследовательских работ, главным образом по истории России XVI—XVII веков.
Дальше жизнь Н. Ульянова переломилась и пошла по иному руслу, увы, столь типичному для многих его современников. В 1936 году он был арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и приговорен к пяти годам концлагерей. Срок отбывал сначала на Соловках, а потом в Норильском лагере.
В 1941 году, в самый канун войны, Н. И. был освобожден из лагеря и отправлен в ссылку, но из-за неразберихи первых месяцев войны до места ссылки не добрался, осенью был взят на окопные работы под Вязьмой, там после Вяземского разгрома попал в плен к немцам, сумел бежать из Дорогобужского лагеря военнопленных, прошел около тысячи километров по немецким тылам и пробрался под осажденный Ленинград. Там, в одном из захваченных немцами пригородов, он разыскал свою жену.
В 1943 году оккупационные власти отправили Ульяновых, как «остарбайтеров», на работы в Германию. В лагере под Мюнхеном К И. стал сварщиком.
Работать сварщиком Н. И. продолжал и после окончания войны, когда вместе с женой они эмигрировали в Марокко. Там, в Касабланке, Н. И. вновь стал писать и публиковать статьи по русской истории и литературе. В 1953 году Ульяновы переезжают в Америку — сначала в Канаду, затем в США. Здесь жизнь Н. И. на долгие годы оказывается связана с Йэльским университетом.
От рубежа сороковых—пятидесятых годов и до смерти в 1985 году Н. И. опубликовал одиннадцать книг и множество статей в научных сборниках и повременной печати. (В посвященном его памяти сборнике «Отклики» указано почти полтораста таких публикаций.)