Знание-сила, 2001 № 02
Шрифт:
Все это и способствовало тому, что и сельское население, и инвестиции в сельское хозяйство стягивались поближе к городу. Здесь же – максимальная продуктивность и отдача вложений. Тем не менее в России речь идет скорее о квазитюненовских ландшафтах, нежели о содержательном соответствии оригинальной модели, так как Тюненовская модель основана на рыночных условиях, а у нас похожая география сложилась при плановой экономике.
И. Пиросмани. «Белая свинья с поросятами»
Будем
Кризис сельского хозяйства нельзя трактовать только как часть общего экономического кризиса страны 1990-х годов. Это итог эволюции колхозно-совхозного сельского хозяйства в XX веке с низкой производительностью коллективных хозяйств и привычной к государственному протекционизму. В России нынешнему обвалу сельского хозяйства предшествовали замедление роста, стагнация, переходящая в 1980-х годах кое-где в спад производства, нараставшее отставание продуктивности земель и скота от Запала, огромные структурные диспропорции. Отток населения из села, связанный с ростом городов, требовал перехода к новым технологиям и новым хозяйственным механизмам, как это было во многих развитых странах. Вместо этого «размазывали» по территории огромные средства* все активнее применяли административные рычаги. Поддержание роста производства требовало неоправданно большого объема финансирования. Таким образом, реформы начались на фоне разрастающегося внутреннего кризиса сельского хозяйства, который был резко усилен разрушением сложившейся системы сбыта и поставок продукции, либерализацией цен и уменьшением финансовой поддержки убыточных предприятий. Сами предприятия, несмотря на переименования и формальное разделение земель на паи, изменились мало.
Приведенные региональные примеры показывают, что выжить смогут не все коллективные хозяйства. До 1999 года прибыльной была только пятая часть коллективных хозяйств. Сейчас, по мере выхода из кризиса, их число растет. Половина хозяйств сохраняет жизнестойкость и способность подняться с колен при благоприятных условиях. Стратегии в отношении остальных, особенно тех, где уже разворовано имущество, нет.
Путь выживания коллективных хозяйств связан прежде всего с поиском оптимального для каждою региона сочетания капиталистических и социалистических принципов. В выбранном пути может быть больше социализма: директор – хороший менеджер, умеющий найти нишу на рынке и организующий труд по привычным колхозным правилам- Может быть больше капитализма, как в знаменитой деревне Маслово на Орловщине, где право голоса зависит от числа акций-паев. Но часто практикуется и третий вариант, когда паи колхозников скупают администрация и особенно директор, становясь, по сути, хозяином предприятия.
Пути выживании связаны и с географическими факторами, прежде всего с плодородием земель и с экономикогеографическим положением. И прежде, и сейчас результаты сельскохозяйственной деятельности сильно зависят от местоположения, на севере или на юге, близко к городу или в забытой Богом глубинке. В южных районах и земли лучше, и людей на селе осталось больше. Их товарное хозяйство, лишившись госзаказа, поначалу пострадало сильнее. Но юго-запад страны от Белгородчины до Кубани и Ставрополья – это полнокровное, благоустроенное село, густая сеть дорог и относительно высокие (по российским меркам) урожаи. Их подъем несколько задерживался по сравнению с Нечерноземьем, но уже сейчас его признаки заметны, и он будет гораздо более бурным и значительным при создании благоприятных условий. Однако это весьма консервативный (по взглядам населения и по экономической политике) «красный пояс» страны, где удачливые рыночные хозяйства находятся под сильным административным прессом и вынуждены отчаянно маневрировать.
Пищевики тоже переживали не лучшие времена. Спал производства составил почти половину, при том что число предприятий увеличилось в четыре раза. Это означает, что пострадали от кризиса традиционные заводы при появлении множества малых предприятий, как новых, так и отпочковавшихся от прежних. Сильнее всего пострадали молочная и мясная промышленность. Падению производства продуктов способствовало также и обнищание населения. И все же пищевая промышленность в начале кризиса пострадала несколько меньше, чем другие отрасли. А с 1997 года производство растет.
До кризиса 1998 года она испытывала бум западных инвестиций, занимая второе место после топливной промышленности. Мировые пищевые гиганты сформировали в России свои сети. Главная притягательная сила для инвесторов была связана с быстрой оборачиваемостью средств, высокими прибылями «живыми деньгами» и устойчивым спросом, ведь кушать надо каждый день. После кризиса появились новые факторы. Падение прибыльности импортных операций и боязнь потерять налаженный российский рынок заставили иностранных инвесторов строить пищевые предприятия на месте.
Какое дело до всего этого сельскому хозяйству? Вообше-то прямое: пищевая промышленность, если она претендует на завоевание рынка и хорошее качество, требует расширения местной сырьевой базы – а это и вложения средств, которые теперь идут от пищевиков, и рабочие места. Примеров достаточно. Пивзавод «Балтика» уже начал выращивать ячмень в Ленинградской, Новгородской и Псковской областях. Завод «Эрманн» в Раменском районе Подмосковья требует ежедневно 300 тысяч литров свежего молока, которое предприятие собирается закупать у местных хозяйств, отбираемых по конкурсу. Самая мощная российская молочно-соковая компания «Вимм-Билль-Данн» инвестирует пять миллионов долларов в переоснащение ферм, на которых закупается молоко для комбинатов компании Она действует главным образом через Лианозовский комбинат, но купила также и Раменский молокозавод. Этой программой будут охвачены десятки хозяйств. Развитием сырьевой базы серьезно озабочены и мясокомбинаты, поскольку производство мяса упало особенно сильно, а импорт замороженного мяса растет в цене.
Таким образом, спонтанное объединение производителей и переработчиков сельхозпродукции в вертикальные структуры обозначалось во второй половине девяностых достаточно четко. Долгое противостояние города и деревни заканчивается. Именно города, как экономические полюса развития, помогают сельскому хозяйству подняться на ноги. Но опираются они на крепкие хозяйства, что также усиливает сегрегацию последних.
Обеспеченность населения молоком, производимым в своем регионе, 1997 год (Москва и область, С.-Петербург и Ленинградская область)
Число фермеров после бурного роста в начале 90-х годов в последние годы падает. В 2000 году их, тем не менее, осталось 260 тысяч. Доля фермеров в производстве крайне мала – 2-3 процента сельхозпродукции. По оценкам большинства областных администраций Нечерноземья, спроса на земли фондов перераспределения, созданных именно для фермеров, во второй половине 90-х годов почти нет.
Спонтанное преобразование сельского хозяйства России пошло по пути роста не фермерских, а личных подсобных крестьянских хозяйств. Работники хозяйств и пенсионеры имеют право забрать свой земельный пай в собственность. Но при расширении земель для личного хозяйства (до 1-2 гектаров) во все не нужно забирать пай и тем более оформлять юридически новую хозяйственную единицу – фермера, облагаемого множеством налогов. Сельские жители часто ведут свое хозяйство, не выходя из колхоза (АО, ТОО).
В 1990-х годах произошло не только расширение личных хозяйств населения в целях выживания на натуральном хозяйстве, но и заметный его переход к мелкотоварному производству. Это и традиционная торговля на рынке, и продажа молока, яиц дачникам, и сдача своей продукции в колхоз, АО или ТОО, то есть включение ее в традиционную цепочку АПК. Например, доля личных хозяйств в производстве молока, согласно статистике, в половине регионов превышает 50 процентов. Сбыт собственной продукции дает существенную прибавку к пенсиям, к пособиям по безработице. Именно поэтому российская сельская безработица – довольно специфический феномен, часто связанный с переключением с работы в колхозе на работу на собственном участке. Тем не менее вклад хозяйств населения в снабжение крупных городов невелик и связан главным образом с частичным самообеспечением картошкой и овощами.