Знание - сила, 2003 № 08 (914)
Шрифт:
Серьезно откликнуться на все эти «призывы из будущего», особенно на катастрофические, мы не в состоянии.
Не так уж легко постоянно менять что-либо здесь и сейчас, исходя из того, что, возможно, всего лишь когда-то и где-то должно произойти. Но как же мы готовим себя к будущему? Может быть, подсознательно сверяем все, что о нем узнаем, с какой-то уже имеющейся у нас личной картиной грядущего? А из чего этот образ лепится, под действием чего может эволюционировать? Насколько он незыблем, консервативен? Как влияют на наши мечты и надежды, например, произведения писателей-фантастов? Какова, наконец, в этой картине доля научно-технических
Да и существуют ли какие-то общие закономерности движения в будущее, которые мы и улавливаем-mo лишь задним числом, ретроспективно ?
Возможно, неистребимый интерес к этим вопросам заставляет нас снова и снова к ним возвращаться. Итак, грозит ли (и какой?) конец нашему миру, что (и как скоро?) придет ему на смену и — самое главное — каким будет место человека в этом обновленном мире?
Александр Волков
Будущее будет... никаким?
В 1888 году американский писатель Эдвард Беллами выпустил книгу «2000 год», описывавшую жизнь людей в канун третьего тысячелетия. Герой этого романа, проведя в сомнамбулическом состоянии более ста лет, перенесся в мир, где исчезло всякое деление на классы, где люди возлюбили друг друга братской любовью, где не было ни автомобилей, ни самолетов, ни атомных бомб.
Куда прозорливее был русский прозаик и философ Владимир Одоевский. В своей повести «4338-й год», опубликованной еще в 1835 году, он писал: «Может быть, XIX столетие еще не кончится, как аэростаты войдут во всеобщее употребление и изменят формы общественной жизни в тысячу раз более, нежели паровые машины и железные дороги».
В шестидесятые годы прошлого века многие верили в то, что футурологи начнут точно предсказывать будущее и намечать пути развития общества, когда у них появятся мощные компьютеры, которые решат все системы уравнений, описывающих тенденции развития.
Однако футурологи шестидесятых годов были столь же неточны в прогнозах, как и их предшественники. По подсчетам американских историков, 80 процентов прогнозов, сделанных тогда, не сбылось. Особой неточностью грешили такие авторитетные ведомства США, как Институт Хадсона или «Рэнд-корпорейшн», хотя в основе их прогнозов были модельные расчеты и так называемые дельфийские опросы — многоступенчатые опросы ученых разных специальностей.
Так, авторы прогнозов полагали, что к 2000 году самолеты превысят скорость звука в десять раз и будут облетать половину земного шара всего за два с половиной часа, ведь именно тогда, в конце шестидесятых годов, начиналась история сверхзвуковой пассажирской авиации: советский самолет Ту-144 совершил свой первый полет, и все ожидали новых побед.
Шестидесятые годы были также эпохой космических триумфов, поэтому авторы прогнозов уверовали, что лет через двадцать люди побывают на Марсе и создадут первую космическую станцию на Луне. Чем она недоступнее Антарктиды?
По мнению американского инженера Д. Коула, к концу XX века должен был появиться космический «Титаник» — корабль массой 50 тысяч тонн, снабженный атомным двигателем. На его борту могло бы уместиться до 10 тысяч пассажиров, а билет на межпланетное плавание стоил бы не дороже авиабилета «Лондон — Нью- Йорк».
В области медицины такой же оптимизм внушала первая пересадка сердца, проведенная в 1967 году Кристианом Барнардом. Ожидалась череда беспрерывных успехов, в том числе «всеобщая иммунизация в целях профилактики от бактериальных и вирусных заболеваний», а также «коррекция наследственных дефектов путем вмешательства в молекулярную структуру».
В 1990 году должен был появиться компьютер с IQ, равным 150 баллам, а в 1977 году — идеальный электронный переводчик «с образцовой грамматикой». Разумеется, не меньшее почтение внушали и размеры этих аппаратов. Электронный мозг занимал целые комнаты. Никто и предположить не мог, что через десятилетия ЭВМ станет настольным, а потом и карманным прибором. Появление телефакса и мобильного телефона тоже не было никем предсказано. Почему? Потому что году в 1965 или 1966 никто не изобрел портативный телефон размером хотя бы с пару чемоданов.
«Все наши книги или изъедены насекомыми, или истребились от хлора — в северном климате еще более сохранилось книг».
«Нельзя сомневаться, чтобы люди не нашли средства превращать климаты или, по крайней мере, улучшать их. Может быть, огнедышащие горы в холодной Камчатке будут употреблены как постоянные горны для нагревания этой страны».
Машина для принятия декретов могла бы украсить любой парламент (1873)
Практически все участники этих опросов, как и Беллами, экстраполировали в будущее основные достижения науки и техники своего времени. «Если сегодня делаются первые опыты по клонированию, — вторим им мы, — то через полвека клонировать будут всех подряд».
Предсказатели бед также попадали впросак. Тридцать лет назад, в 1972 году, были обнародованы прогнозы Римского клуба, названные «Пределами роста». Правда, их авторы сделали оговорку, что прогнозы сбудутся только в том случае, если темпы развития сохранятся. Как и следовало ожидать, никто не спешил отказываться от своих выгод, и природные ресурсы по-прежнему потреблялись хищнически. Однако месторождения золота, серебра и ртути, вопреки опасениям интеллектуалов из «Римского клуба», не иссякли и после 1985 года.
Авторов научных прогнозов можно в чем-то оправдать: наука делается в тиши кабинетов, втайне от соперников. Тем более скрытно вели себя ученые в годы «холодной войны». Громкие триумфы лишь обманывали, заставляя видеть происходящее в непривычной перспективе. Оценить подлинный уровень достижений можно было весьма приблизительно.
В наши дни туман несколько рассеялся, но уверенности, что все будет идти своим чередом, не прибавилось. Кто сказал, что молодые гении обязаны рабски тянуть лямку, надетую их старшими коллегами? Научные открытия и изобретения часто бывают полемичны. Ученые стремятся опровергнуть сказанное прежде них, оттолкнуться от достижений предшественников. Поэтому наука развивается не прямолинейно, а волнообразно.