Знание-сила, 2003 №10 (916)
Шрифт:
Мы не гарантированы от подобных катаклизмов в будущем, и потому крайне важно знать, каковы пределы стабильности снежно-метановых глыб и что может эту стабильность нарушить. До сих пор глыбы эти изучались стандартным сейсмическим методом — прощупыванием ультразвуком, идущим с поверхности воды. Но вот в конце минувшего года в журнале «Nature» появилась статья американского гидролога У. Вуда и его коллег, которые резко улучшили методику изучения, опустив источники и приемники ультразвука под воду, вплотную к океаническому дну. То, что они «увидели» (точнее, услышали), резко изменило принятые прежде представления об «уровне стабильности».
Оказалось, что слой придонных осадков, насыщенный метаном, пронизан узкими, почти вертикальными
Таким образом, наличие в океаническом дне «газовых каминных труб», открытых Вудом, вполне может обеспечить тот механизм влияния океанического метана на атмосферу и климат Земли, который ранее постулировался для объяснения периодических «теплых эпизодов» в геологической истории нашей планеты.
С легкой руки американского океанографа Джеймса Кеннета в науку вошла гипотеза «метанового выброса», согласно которой потепление, положившее конец последнему ледниковому периоду, было вызвано как раз таким выбросом метана в результате внезапного распада огромных придонных снежно-метановых гидратных глыб.
Что в науке хорошо для ее популяризатора — это частая смена гипотез, особенно тех, что касаются времен (или мест) весьма отдаленных, и вы наверно догадались, что это замечание вызвано как раз появлением очередной новой гипотезы касательно метановых гидратов и изменений земного климата. Действительно, на днях доктор Марк Маслин из Центра исследований экологических изменений при Лондонском университете оспорил гипотезу Кеннета, заявив, что появление метана в земной атмосфере во время последнего ледникового периода было не причиной, а следствием потепления атмосферы. Доктор Маслин подсчитал, сколько метана было тогда в атмосфере Земли, и пришел к выводу, что лишь 10 процентов тогдашнего содержания метана было вызвано таянием гидратов. Все остальное пришло из тропических болот, которые образовались в результате потепления климата. Стало быть, по Маслину, сначала произошло потепление, потом образовались болота и начали таять придонные метановые гидраты, и все это вместе насытило тогдашнюю атмосферу метаном. Самих гидратов для этого не хватило бы, стало быть, они и не могли вызвать потепление.
Что же на это ответил доктор Кеннет? Ссылаясь на геологические данные, он указал, что в те давние времена на Земле не было таких болот, существование которых постулирует его оппонент. Отрадно, однако, что, оставшись каждый при своем мнении, оба исследователя сошлись в том, что решение спора требует более детального изучения метановых гидратов. Это тем более актуально, заявили они, потому что сегодня происходит интенсивное потепление, и не известно, как отреагируют на это пресловутые гидраты. А вдруг возьмут да и растают. Это особенно реально, если учесть, что последние исследования показали наличие в таких гидратах большого количества газообразного метана, что делает их пористыми и особенно неустойчивыми. Не так важно, в конце концов, что именно произошло в конце минувшего ледникового периода, как то, что может произойти в любую минуту в наше время.
Вот уж с этим нельзя не согласиться.
Анатолий Цирульников
Профессия дельфинер
Когда мы привезли дельфинов в Утриш, была ночь, и не было видно ничего, кроме звезд, висевших, как яблоки, между ветвей. Домики биостанции, уникальной, единственной в стране станции адаптации дельфинов, разбросаны на горе, в реликтовой роще. Блики, тени, шум моря... Елена Розанова, Леночка, как все ее туг называют, говорит, что человеческий голос для дельфина — шепот. Удивительно. Но этот наш шепот может представлять угрозу, страх, боль, а может успокаивать и залечивать.
Леночка Розанова — доктор от Бога, дельфиний доктор.
А до этого была детским. Здесь, на биостанции, много педиатров — они умеют выхаживать. А именно это нужно животному, которое испытывает стресс. Применительно к человеку это понятие кажется туманным из-за низкой ценности человеческой жизни. Но по отношению к лишенному свободы дельфину это слово используется часто.
От стресса гибнут. От ужаса, испытываемого во время охоты, от сетей, погрузки, разгрузки, вырванности из среды обитания, невозможности движения. От ошеломления, от тоски, непривычной пиши. Все это надо преодолеть, и кто-то должен помочь выйти из криза. Леночка Розанова помогает, выхаживает.
Ну, как это бывает и с людьми, привезли в полусознательном состоянии, бросили на койку, а утром появляется доктор и начинается обследование: температура тела, анализ крови, мочи. У дельфина та же физиология, что у человека. Болеет теми же человеческими болезнями: простуда, воспаление легких, инфаркт. Пол можно определить по половым щелям, возраст — по размеру или по числу колец на спиле зуба, как на дереве. А имя дельфину дают люди. Но мало ли что, на всякий случай метят дельфина специальной «ложкой Фольтмана» — остается на теле кусочек срезанной кожи в виде, положим, знака «виктория». С этого начинается утро у новоприбывших.
Сестра протирает ватой, делает укол, а доктор, в болотных сапогах по пояс, берет кровь из хвостового плавника, кровь такая же, как у нас, красная. Из бассейна выкачана вода, и для дельфина это опять стресс. Поэтому во время этой процедуры следят за дыханием и сердцебиением, в бассейне стоит тонкий писк, переходящий в ультразвук. Вот такая картина: щебечут птицы и пищат дельфины — на фоне моря и гор.
После обследования — по отделениям.
Существует «карантин», в который помешают «проблемных» животных («В прошлом году, — говорит Лена, — у меня был зверь с пулей»). А остальных — в отгороженные от моря вольеры.
Адаптация — процесс сложный и болезненный. Дельфин — это вечное движение (даже в бассейне он проходит сто восемьдесят километров в день), стесненное в неволе. Нужно примириться, научиться брать мертвую рыбу. Уже обученные дельфины покажут, что в этом нет ничего страшного. В неволе дельфины живут около тридцати лет, даже дольше, чем на воле. Но что это за жизнь?
Рассказывают разные истории про «адаптированных».
С базы военно-морского флота в Севастополе ушел дельфин. И сам вернулся. Других выпустили на свободу не в том месте, где поймали, и они не ушли. По-разному бывает.