Знание-сила, 2005 № 06 (936)
Шрифт:
Но на этот раз Петр решил воспользоваться своим пребыванием в Европе еще и для того, чтобы подлечиться. Русский государь часто недомогал, что при его огромных физических и эмоциональных нагрузках, образе жизни, включая неумеренное увлечение крепкими напитками, едва ли может вызвать удивление. При этом Петр толком никогда не лечился, предпочитая одолевать недуги силой воли и словом «надо». С годами болезни стали хроническими, а приступы жесточайшими. В ноябре 1715 года дошло до того, что Петр уже не чаял и подняться. Великое дело Преобразовании повисло на тонком волоске пульсирующей жизни царя. Умрет — и последует несомненный откат, глубину которого трудно представить. Останется в живых — все пойдет по- прежнему.
Царь в который раз разочаровал своих недругов. Он поднялся, и все вновь завертелось и закружилось с удвоенной силой. Во время болезни государя один из царских «медикусов» был
В конце января 1716 года царь вместе с Екатериной покинул Петербург. Новая поездка в Европу на сей раз была столь продолжительной, что не уступала путешествию 1697—1698 годов. Но это лишь внешнее сходство. На самом деле, разница была существенная. Тогда в Европу ехал никому неизвестный молодой человек, о котором могли только сказать, что он «царь варваров». Сейчас же Европа принимала великого государя, личность которого вызывала не смех и небрежение, а острый интерес, граничивший с немалой долей страха — что еще можно ожидать от этого правителя? Несколько летних недель Петр провел на водах в Пирмонте в Ганновере. Затем, набравшись сил, принялся усиленно хлопотать об организации союзнической экспедиции. Но дело, что называется, не выгорело из- за разногласий между союзниками. Они все меньше доверяли друг другу и все вместе поглядывали на Петра, не без основания подозревая его в намерении зацепиться в центральной Европе. «Болтаемся в туне» — досадовал Петр в письмах Екатерине, которая осталась в Везеле. Единственным утешением стало плаванье в середине августа огромной союзной эскадры под командованием Петра. В море вышло 19 английских, 6 голландских, 23 датских и 21 русских линейных кораблей и фрегатов. Однако и это крейсерство пропало «в туне»: много стягов, еще больше пушек и парусов, от вида которых душа царственного моряка пела и торжествовала, но мало реального дела. Шведы не появились. Союзники же от атаки шведов наотрез отказались — авантюра! В итоге огромная эскадра, выутюжив гладь Балтики, вернулась ни с чем в Копенгаген. Царю осталось лишь сокрушаться: «Будто чужое дело делают!»
Встреча Петра I с французским королем Людовиком XV в Париже 7 мая 1717 года.
Зиму Петр провел в Амстердаме, который не посещал со времен первого Великого посольства. Однако вести прежний подвижный образ жизни не удалось. Лихорадка вновь уложила Петра в постель. В начале января 1717 года из Везеля пришло известие о рождении сына Павла. Петр ответил радостным письмом: «Господь Бог нас так обрадовал, что другова рекрута даровал». В радостном восклицании царя — целое мировоззрение. Бог послал рекрута — еще одного члена царской фамилии, предназначение которого — служба Отечеству. Интересно, что фраза по-строена так, что самый «старший рекрут» — царевич Алексей из службы исключен. Ведь «другой рекруг» — это не Алексей Петрович, а сын Петра и Екатерины. Петр Петрович.
Вопрос о достойном преемнике неотступно преследует паря, и появление еще одного сына — еще одна надежда, что может быть младшие сумеют продолжить дело его жизни. Но на следующий день гонец привозит новое послание из Везеля: Павел, не прожив и дня, скончался. Подобные удары уже не единожды обрушивались на Петра. К моменту смерти Павла он успел похоронить пятерых детей. Для того времени смерть ребенка — дело обычное. «Я получил твое письмо о том, что уже знал, о неожиданной случайности, переменившей радость на горе, — писал в эти дни Петр Екатерине. — Какой ответ могу я дать, кроме ответа многострадального Иова? Бог дал. Бог и взял, да будет благословенно имя Божие. Я прошу тебя так думать об этом; я стараюсь, насколько могу». Чувствуется, однако, что сам Петр с трудом находит утешение в библейской притче. Он уговаривает не столько Екатерину, сколько себя: «Я стараюсь, насколько могу». Старание не особенно получалось. Болезнь, которая «слава Богу, час от часу уменьшается», после смерти сына вновь усилилась, приковав царя еще на месяц к постели.
Поднявшись, Петр устремился по местам первого путешествия. Побывал в Саардаме, посетил верфи Ост- Индской компании. Оказалось, что этот железный человек не был чужд сентиментальности. Как и всякий смертный, на вершине успехов он вспоминал о том, что было особенно дорого, — о молодости и начале пути.
Во
Провал высадки десанта осенью 1716 года в Швецию, по сути, означал начало развала Северного союза. В этой ситуации следовало озаботиться поисками новых союзников и приоритетов. Взгляд был брошен на страну, до сих пор мало доступную для русской дипломатии. Франция — традиционный союзник Швеции, Франция, которая при жизни великого Людовика XIV открыто пренебрегала Россией, привлекла внимание царя. В свою очередь, и во Франции появилась заинтересованность в России. Потому желание Петра побывать в Париже встретило положительный отклик. Через Антверпен, Брюссель, Брюгге и Остенде царь устремился в Париж.
Петр надеялся установить дружественные отношения с регентом Франции, герцогом Филиппом Орлеанским. Регент учел печальные итоги правления своего дяди, Людовика XIV, и отказался от воинственной прежней политики, которая разорила и сильно обезлюдила блистательную Францию. Филипп Орлеанский взял курс на сближение с Англией, что создало совершенно новую ситуацию в Европе. Она включала, в частности, и охлаждение традиционных союзнических отношений со Швецией. Петр тотчас уловил открывшуюся перспективу: лишившись поддержки Франции, Швеция должна была поневоле задуматься о перспективах войны с Северным союзом. В Петербурге также исходили из того, что версальский двор в своем вековом противостоянии с Империей вынужден будет искать нового союзника на Востоке Европы. Так почему бы место Швеции не занять России? Размышляя об этой перспективе, Петр готов был скрепить сближение стран династическим браком — принцессы Елизаветы с королем Людовиком XV.
Царь, конечно, не знал, что его планы вызывали бурный протест аббата Гийома, истинного творца внешней политики Франции в первые годы регентства. Аббат опасался не только за судьбу новоиспеченного англо- французского союза. Он принялся запугивать герцога неопределенной будущностью России: «Царь страдает хроническими болезнями, а его сын никаких обязательств отца выполнять не станет». Замечание не лишено было смысла: ведь именно в это время в семье российского государя разыгрывалась трагедия под названием «Бегство царевича Алексея». И было совсем не ясно, чем все это завершится!
Походная аптечка Петра I
Петр вызвал живой интерес у французов. Любопытно сравнить их впечатления с тем, что писали иностранцы о Петре во время его первой большой поездки в Европу. По-прежнему всех поражал рост государя. Царь «очень высокого роста, сутуловат, имеет привычку пригибать голову» — сообщал маркиз Либуа, которому было поручено встретить царя и выведать о всех его намерениях и пристрастиях. «Кажется, он наделен живым умом, и все схватывает на лету», — добавляет далее маркиз. В свое время об этом писали принцесса Софья и голландец Витсен. Но здесь есть все же разница. В 1697 году за Петром еще не числились великие дела, которые могли бы дать основания говорить о его незаурядности. В 1717 году во Франции появился государь, сокрушивший могущество Швеции. Едва ли такое можно было совершить, не обладая умом и талантом. Тем не менее в реплике Либуа легко уловить некоторое высокомерие, рожденное небрежением к далекой стране: он как бы поражен тем, что в Московии может быть государь с «живым умом».
Далее вновь множество совпадений: все улавливали в лице Петра свирепость и отмечали порывистость и несдержанность. При этом мемуаристы признают, что царь внушает невольное уважение. Знаменитый герцог Сен-Симон, человек очень проницательный, это преподнес так: «При всей его простоте нельзя было не почувствовать природной его величавости». Вообще, простота в лексиконе французского вельможи — понятие с оттенком осуждения. Но здесь оно приобрело иной смысл. Царь очень естественен и лишен всякого лицемерия. Естественность на этот раз подкреплена у Петра уверенностью. В отличие от первого посещения Европы, царь уже не закрывает в отчаянии лицо руками и не бежит от толпы, а держится уверенно и спокойно.
Петр поражал хозяев своими привычками и манерами. Он непостоянен и может высказать интерес к тому, на что другой монарх даже не взглянет. «Воля и планы его царского величества меняются ежечасно. Никакой возможности составить заранее программу или какой-либо распорядок» — жаловались французы.
Царь «привередлив», но на свой манер. Покои в Лувре его не устроили — слишком роскошны. Он предпочел более «скромный» отель Ледигьер. Однако и здесь Петр приказал поставить походную кровать чуть ли не в помещении для слуг.