Знание-сила, 2005 № 06 (936)
Шрифт:
Другое дело — скрещивание с дикорастущими родственниками. Это действительно могло бы стать проблемой, но в России нет диких родственников картошки и помидоров, так что для этих массовых культур такая опасность в нашей стране не существует.
Что же делать человеку, который, несмотря ни на что, не хочет есть генетически модифицированную пищу?
Самый простой путь — не есть ничего импортного. Как нам рекомендуют натуропаты, питаться продуктами, естественно выращенными в местности вашего проживания. Следует только обратить внимание на мясные деликатесы и полуфабрикаты — туда может попасть импортная соя, которая на треть генетически модифицирована. Курский картофель, петелинские куры — вот она, панацея. Еще раз следует оговорить, что к сосискам, фаршу, мясным копченостям следует внимательно присматриваться, есть ли на этикетке слова «выработано только
Генетически модифицированные животные больше, мускулистее и мясистее своих обычных собратьев
Другой путь — читать вообще все этикетки. С 1 июня 2004 года в нашей стране обязательно должно быть указано на этикетке, если продукт содержит более 0,9 процента генетически модифицированного сырья.
Проявленная, казалось бы, забота о потребителе, не имеет, однако, средств для практической реализации. Оговоренные в документе Минздрава тест-системы на основе микрочипов вообще, по словам их создателей из Института молекулярной биологии имени Энгельгардта, не являются количественными. То есть они могут дать ответ на вопрос «есть или нет», а не на вопрос «сколько». Созданные в краснодарском Всероссийском НИИ биологической защиты растений FACXH системы — полуколичественные, позволяют отличить 0,1 от 10 процентов. Отличить же 0,9 от I процента, как предлагают нам авторы нового постановления Госсанэпиднадзора, можно с помощью только одного на сегодняшний день метода — реал-таим ПЦР. Стоимость его такова, что говорить о широком применении этого метода для тестирования пищи просто несерьезно. Он действительно может помочь строгим вегетарианцам, поскольку обнаружит даже единичные молекулы животного происхождения, но только если эти вегетарианцы готовы очень дорого платить за свои пристрастия.
Как же в таком случае определять, какой продукт следует маркировать, а какой нет? Судя по всему, «на глазок». Очевидно, какие широкие возможности для всевозможных злоупотреблений — в первую очередь коррупции — это открывает. В сочетании с принятыми в Евросоюзе послаблениями в запретительном законодательстве такое постановление нашего Министерства здравоохранения можно назвать зашитой интересов отечественного производителя, но никак не потребителя.
К ЮБИЛЕЮ «ЗНАНИЕ — СИЛА»
Борис Зайцев
О себе, счастливом человеке
В редакции телефон звонит беспрерывно. Разные люди звонят, по разным поводам — обычная текучка. И вдруг раздается звонок совершенно удивительный. Звонит человек, который в 1938 году- то есть 67 лет назад, напечатал в нашем журнале свой рассказ, где рассказал много интересного о себе и, в частности, о том, как стал участником конкурса, объявленного журналом. «Я услышал по радио сообщение редактора журнала «Знание — сила» о конкурсе юных техников, — писал он тогда. — Он сказал, что на конкурс уже поступило около трехсот проектов, но что среди них нет ни одного проекта модели, управляемой посредством звука. Тут я окончательно решил, что должен сделать такую модель и послать ее на конкурс».
И действительно, он создал ее, прислал в редакцию и стал победителем. А в награду получил фотоаппарат «ФЭД», по тем временам подарок роскошный.
И вот теперь этот человек, Борис Ильич Зайцев, звонил в редакцию узнать, как живет его родной журнал, и еще раз, спустя 67 лет, поблагодарить за прекрасный подарок!
Уже из самого беглого разговора стало ясно, что герой наш — человек совсем неординарный, и сегодня мы публикуем его второй рассказ о себе и о прожитых годах жизни.
Отец мой окончил техникум по геологии, он хорошо чувствовал землю и любил ее. Он участвовал в прокладке канала «Москва — Волга». Пешком прошел по всему его пути от Подмосковья, далее через Дмитров, Яхрому, Хохлому...
Отец, на мой взгляд, был незаурядной личностью, первопроходцем в буквальном смысле этого слова. Подумать только! Он лично определял путь канала, собственноручно вбивал колышки, по которым потом прокладывался фарватер. Он исколесил полстраны, работал в Средней Азии и на Южном Кавказе. Там сооружал арыки, действуя так же, — тщательно осматривал поля, находя склоны, низины, затем прокладывал фарватер, указывая дорогу воде. Так начинали орошаться земли, которые потом обильно плодоносили.
Дольше всего отец проработал на Южном Кавказе, жил преимущественно в Тбилиси, где я и появился на божии свет. Там мы прожили шесть лет, а потом случилось жуткое горе — умерла моя мама, а нас было семеро. Пятеро выжили. А сегодня в живых из мальчиков остался я один.
После смерти мамы отец все время возил меня с собой. В 1935 году мы жили в Дмитрове, потом фронт работ переместился в сторону Яхромы, и я вслед за отцом переехал туда же. Все мои школьные годы я путешествовал, что мне очень нравилось. Когда же отец переехал ближе к Москве, в Кутуары, то отдал меня в семью, платил им за это деньги. Я стал жить у чужих людей.
Родословная отца мне не очень понятна. Я часто спрашивал о его родителях, но он всегда уклонялся от ответа и только незадолго до смерти рассказал про брата Бориса, которого во времена революции хотели арестовать. Он был тесно знаком с группой писателей и поэтов. Их было человек пять-шесть. Они тайно обратились к Луначарскому, и он им устроил командировку во Францию, и Борис Зайцев с этой группой там и остался. Понятно, почему отси молчал; родственники за границей — это могло обернуться ГУЛАГом. Когда родился я, меня назвали в честь моего дяди.
Другой брат, Константин Зайцев, был известным человеком — главным инженером завода «Серп и молот» в городе Москве.
Мама была дочерью архимандрита Полтавской губернии. Архимандрит в то время была очень высоко почитаемая должность. Семья у архимандрита была большая: пять-шесть девочек и два-три мальчика.
Помню, что у одной из сестер моей мамы, тети Анюты, я в Минеральных Водах жил три-четыре года. Там же, в Минводах, поступил в школу.
В школьные годы я был очень живым, непоседливым, никому покоя не давал. Принимал участие во всех школьных потасовках и драках. Но несмотря на это учился хорошо и очень много читал. Устраивал какие- то коллективные библиотеки. Мои сверстники из домашних библиотек приносили свои книги, и мы ими обменивались. Потом часть книг пропадала, на этом я и «прогорел». В Минводах у мужа тети Анюты была одна большая комната, с пола до потолка уставленная книгами. Благодаря этой комнате я и пристрастился к чтению и уже с семилетнего возраста не мог обходиться без них. Я читал все подряд, запоем.
Потом отец в очередной раз забрал меня с собой на строительство канала «Москва — Волга». И когда я окончил седьмой класс, отец в приказном порядке заставил поступить в железнодорожный техникум. Мне это было не нужно, друзья продолжали учебу в школе. И вот проучившись полтора- два года в техникуме, я его бросаю, экстерном сдаю экзамены за 10 классов и поступаю в институт.
Свой диплом Московского электротехнического института связи я защитил на отлично, чем очень гордился еще и потому, что тема была закрытая и суперсовременная по тому времени: «Электронные переключающиеся устройства для цифровых вычислительных машин». Кстати, небольшая информация. Поступил-то я в институт на дневное отделение, но в 1950 году из-за тяжелого моего материального положения перешел на вечернее и одновременно поступил на работ) в СКБ-245, куда меня легко взяли. Это было недавно организованное СКБ, где занимались разработкой самой первой в СССР цифровой вычислительной машины «Стрела». Их было выпушено всего штук семь или восемь. Это было колоссальное по своим размерам и масштабам сооружение. Одних электронных ламп там было около пяти тысяч. А зал, в котором размещалась эта машина, был размером в двести квадратных метров. Я вложил немало своих сил и способностей в ее создание, за что меня и наградили орденом Трудового Красного Знамени. Это была очень высокая и серьезная награда.