Знание-сила, 2005 № 06 (936)

авторов Коллектив

По словам американского этолога Марка Бекова, автора книги «Улыбка дельфина. Характерные проявления эмоций у животных», таким социальным животным, как приматы, были необходимы некие элементы поведения, свидетельствующие о миролюбии. «Было бы удивительно, если бы они не научились сигнализировать о том, что хотят избежать ссоры».

Впрочем, громко смеяться приматы стали сравнительно недавно. На протяжении миллионов лет их радость ограничивалась приветственным оскалом. Выразительная игра лицевых мышц заменяла характерное для животных приветствие, выполняемое всем телом. Владельцам собак, например, не нужно напоминать, как встретит вас любимый пес после долгого отсутствия: бросится к вам, поставит лапы на

грудь, будет покачиваться, вилять хвостом, тянуть оскаленную мордочку к вашему лицу. Обезьяны скупее и, пожалуй, точнее в жестах. Множество различных движений они, как и мы, подменяют одним мимическим жестом: улыбкой.

Со временем роль мимики возрастала. У человекообразных обезьян лицевые мышцы развиты так хорошо, что они могут разыгрывать с их помощью настоящие пантомимы. Их богатая мимика помогает сглаживать конфликты, поддерживать иерархию в стае, заключать дружеские союзы. Все чаше биологи полемически заявляют: «Человек вовсе не произошел от обезьяны, как заявлял Дарвин. Нет, человек и есть обезьяна. Голая, узконосая обезьяна!» Общая для нас способность улыбаться — лишнее тому доказательство.

Правда, в отличие от животных, люди могут выражать с помощью «нехитрого дела» — улыбки — самые разнородные и противоречивые чувства. Вся гамма настроений переливается в человеческой улыбке, порой меняя — уточняя, усиливая, опровергая — смысл каждого слова и жеста. И правит улыбкой не одна «мышца радости», которую искали физиологи минувших веков, а 43 лицевые мышцы. Их игра заразительна. Смех потрясающе интерактивен.

Уже ребенок, не знающий ни слова по-человечьи, прибегает к «языку улыбок». Его губы рефлекторно стягиваются в дугу — в «вольтову дугу» смеха. Она буквально гальванизирует окружающих; те тоже радуются, смеются, хлопают в ладоши, оживленно болтают. В этом своя хитрость. Малыш инстинктивно стремится задобрить окружающих, поскольку это помогает выжить в том опасном мире, что окружает его.

Смех и впрямь разряжает опасную ситуацию, понижает риск конфликтов. И, может быть, лучший знак того, что люди не хотят больше воевать, это разливанное море улыбок, пробившееся сквозь лед, что так долго сковывал лица окружающих. Но что тогда обилие хмурых лиц вокруг, таких как у меня? Знак будущей беды? Тень, долетевшая до нас из-за горизонта времени?

Жан Огюст Доминик Энгр. Портрет Каролины Бонапарт. 1815

Есть в улыбке что-то примирительное, конформистское. Она демонстрирует готовность подчиниться существующему порядку вешей — иерархии стаи, племени, общества. Бунтари не зубоскалят попусту. «Смех в глазах юмористов» (К. Кинчев) — знак их склонности к компромиссам. Когда настает конфронтация, тут не до беззлобных смешков.

В стае обезьян чаше смеются особи низшего ранга. Смех их заискивающий; они ищут расположения вожака. В авторитарном обществе юмор, усиленно насаждаемый сверху, выглядит оборотной стороной полицейской власти. Кто не готов послушно смеяться предлагаемым шуткам, может протестовать, а это — уже по другому ведомству.

Как замечают этнографы, в патриархальном обществе женщины улыбаются чаше мужчин. Те грозны и сильны, как неулыбчивые боги; женщины же, оставленные один на один с этой «грозной стихией», беспомощны; в их покорной улыбке — мольба, просьба о снисхождении. Виновато улыбаясь, просят прошения, замаливают грехи, пытаются оправдать свою жизнь — непрестанный источник вины. Если смех обличающий помогает расстаться с прошлым, то смех одобряющий — расстаться с будущим.

Женщины вообще смеются чаше и искуснее мужчин, но они, в принципе, и дипломатичнее их. Если бы

нашими «государственными стаями» управляли мудрые жены, то войн было бы меньше, чем прежде. Недаром в современной Европе, миролюбивой Европе (в кои-то веки!) в высших органах власти так много женщин. Биологи отмечают, что женщины, с точки зрения эволюции, перспективнее мужчин. Они лучше умеют сдерживать агрессивные импульсы, разрушительные для любой популяции людей — от скромной ячейки общества, семьи, до его махины, государства. Это лишь повышает шансы популяции на выживание.

Нет на лице улыбки, и оно как в тени; стоит улыбнуться — будто душа нараспашку. Улыбка — это эсперанто рода человеческого. Чужие лексиконы, пусть даже они в ходу у братских народов, нам приходится подолгу зубрить, и все равно мы понимаем иностранную речь с трудом, если не учили ее с детства. Зато радость или огорчение бывают написаны на лице так внятно, что, кажется, не перепутаешь под любым созвездием. Даже слепые от рождения дети улыбаются с тем же выражением лица, что их здоровые сверстники.

В минувшем веке улыбки, конечно, обесценились. Если раньше приветливой, доброй улыбкой оплачивали благодеяние, заменяя движением губ звон золотой монеты, то теперь улыбаются на каждом шагу, как сыплют медяки на паперти. Улыбка весь день, словно приклеена к лицу человека, не сходит с его губ, — спасибо стоматологам! — не гаснет. Прямо электрическая лампочка какая-то, сияет себе, сияет. В ней нет ничего от осмысленного мимического акта. Улыбаются походя, это ничего не стоит — и ни о чем не говорит.

Еще в XIX веке было замечено, что наигранная улыбка отличается от искренней даже тем, какие мышцы сокращаются. Если ребенок улыбается постороннему, то делает это одними губами. А вот стоит завидеть мать, как моментально сокращаются еще и мышцы глаз. Он радостно смотрит на дорогого. ем> человека. Как показали опыты, редко кто может, имитируя улыбку, улыбаться искренне — и губами, и глазами. Это свидетельствует о том, что мы управляем работой лицевых мышц не только волевым усилием, но и бессознательно, рефлекторно.

В арсенале человека имеется до трех тысяч мимических выражений. Одних только улыбок — семнадцать видов. Улыбка вежливая, робкая, натянутая, радостная, печальная, нервная, наглая... И всякий раз задействованы иные мышцы.

Американский антрополог Пол Экман составил своего рода лексикон человеческой мимики — пятисотстраничную «Кодовую систему выражений лица», где педантично описаны все гримасы, на какие только способен человек, в том числе даны точные параметры мышечных сокращений, создающих то или иное «лица необшее выраженье». Быть может, мимика — самый эффективный способ выражать свои чувства. Десятки мышц, сокращаясь с точностью до миллиметра, придают лицу, шекам, глазам, лбу и бровям свое особое выражение. Тут правда отстоит на волосок от лжи.

Так, наигранные выражения лиц оказываются слегка асимметричными. Если правша улыбается человеку, которого не любит, то мышцы левой половины его лица особенно старательно подчеркивают улыбку. Кроме того, неискренняя улыбка появляется на лице чуть быстрее подлинной. Впрочем, это выдают лишь точнейшие измерения. Человек бывает поразительно неискусен, когда, глядя на лицо, улыбнувшееся ему, пытается понять смысл загадочной улыбки. Можно ли ей доверять? Нет? В опытах Пола Экмана и Морин О'Салливан даже психологи ошибались в каждом втором случае, оценивая видеозаписи, на которых были запечатлены улыбаюшиеся люди. С таким же успехом можно без долгих рассуждений подбросить монетку, пытаясь понять, льстит ли вам любимый человек или демонстрирует искреннее расположение.