Знающий не говорит. Тетралогия
Шрифт:
Песня родилась где-то далеко на севере, в горах Къентри, на родине орка, и рефреном звучащее «Только кровь ее холодна…» помимо воли заставляло память выуживать из своих глубин то, о чем лучше до поры до времени не вспоминать. Пронзительные пейзажи Великой степи до слез напоминали эльфийский Шассфор – прекрасную равнину в сердце Фэйра с морем трав, по которому гуляют ветры. Доведется ли снова увидеть Лаго-Фэа или Озерный край?
Ириен вздрогнул и очнулся от непрошеных мыслей.
– Что ты себе думаешь, Ирье? – пытливо спросил нагнавший командира Пард.
– Ничего я не думаю, – сварливо буркнул эльф. – Думать будем чуть позже. Когда увидим, что задумал Бьен-Бъяр.
– Я не о Волке. Я о Джасс.
– А что с ней не так?
– Всё.
Ириен только пожал плечами и не удостоил лангера ответом. Но Пард как истинный оньгъе, и не ждал услышать что-либо путное от нелюдя. Эльфы существа вредные и мало прислушиваются к словам людей, полагая себя мудрее и дальновиднее. Но что же делать человеку, когда он сердцем чует подвох, который уготовил злой бог судьбы его другу и соратнику – самоуверенному эльфу? И у этого подвоха черные, как полночное небо, глаза.
Глава 5
МЕСТЬ, СМЕРТЬ И ПРЕИСПОДНЯЯ
Про то, что месть – это блюдо, которое подают холодным, знают все. Но собственная шкура все равно дороже.
Сначала оказалось, что Белый колодец мертв. Точнее, он иссяк именно этим летом, хотя поил странников в течение пятисот последних лет. То ли подземные воды сменили направление, то ли древнее сооружение просто отжило свой век, но отныне это место станет страшной ловушкой для беспечных. Те, кто рассчитывает утолить жажду свою и животных в Белом колодце, не имея воды в запасе, обречены. До следующего источника ровно два дня пути. И все бы ничего, если бы под Джасс не пала лошадь. Торговец в Дгелте, не обремененный излишками совести, всучил Сийгину запаленную скотину. Животных и так берегли, обделяя водой себя, чтобы напоить их, а теперь же еще одной предстояло нести двойную ношу. Двигались медленнее, чем рассчитывали. Джасс попеременно ехала то с одним, то с другим лангером. Тор же, к величайшему его сожалению, был этой чести лишен. Он и так был слишком тяжел. Зато Ириену «повезло» больше других. Именно у него за спиной Джасс проводила теперь большую часть пути.
За месяцы заточения в хисарском зиндане Джасс настолько привыкла к эльфийской манере со значением молчать, что совершенно не обращала на это внимания. Положа руку на сердце, Альс ей даже нравился. Чем-то он бесконечно напоминал Хэйбора, чем-то – Яримраэна – двух мужчин, чье наличие оправдывало существование всего мужского рода в целом. Воин-маг из обители волшебников и девочка-ведьма из позабытого всеми богами городишки, эльфийский принц и хатамитка-убийца. Странные альянсы и странная дружба. Если Хэйбор был именно таким, каким и должен быть настоящий воин, – серьезным, рассудительным и даже немного занудливым, когда дело касалось обучения, то Яримраэн сочетал в себе черты несочетаемые – мудрость и легкомыслие, проницательность и беспечность, осторожность и самонадеянность и еще многое другое, что Джасс искренне считала проявлением его эльфийской сущности. До Хисара ей не доводилось встречать эльфов. Она лишь читала об этом народе в книгах и хрониках, и то в детстве, в Ятсоуне. Она читала о гордыне и надменности, о доблести и непримиримости Дивного народа, и перед глазами девочки вставали закованные в сталь рыцари, нечеловечески прекрасные и не поддающиеся никакому пониманию. Принц оказался иным. Не таким однозначным, что ли? Вечно улыбающегося Унанки тоже трудно втиснуть в привычный канон. И даже ожесточенный Ириен нисколько не походил на книжные образы. Джасс тихонько рассмеялась, когда ей в голову пришла простая и немудреная мысль: эльфы так же, как и люди, бывают разные, и одно лишь причисление к тому или иному народу еще ничего не говорит о том, с кем придется иметь дело. Хэйбор родился человеком, но если бы у него были остроконечные уши и красивые эльфийские глаза, то оллавернский маг запросто переплюнул бы и Яримраэна, и Ириена во всем.
Джасс сидела у Альса за спиной, обняв его за талию. Чтобы волосы не лезли ей в лицо, эльф предусмотрительно заплел их в две косы, обнажив уши. По мнению Джасс, в маленьких мочках хорошо бы смотрелись серьги с жемчугом. Но в отличие от орков, обожающих украшать себя с ног до головы серьгами, кольцами, браслетами и ожерельями, эльф ограничивался либо браслетом, либо кольцом – тончайшим колечком на указательном пальце левой руки. Оно напоминало узкий листочек ксонга, прихотливо свернутый рукой ювелира в трубочку.
Вконец уморенные, полуживые, они добрались до Адоми, что на границе Сандабарского королевства. Маленькая крепость ничего толком не защищала, но была единственным водопоем на многие лиги вокруг, а потому – местом неприкосновенным и почти священным. Невысокая стена, сложенная из необожженных глиняных кирпичей, неровным кругом опоясывала два десятка таких же глинобитных хижин, возведенных в прямой досягаемости от благоустроенного колодца, добротно закрытого от песка, с поилкой для животных. Для путешественников имелся лишь широкий навес без стен. Ленивый тощий чиновник, в гордом одиночестве несший бремя власти, не вставая из гамака, принял положенную пошлину, но от небольшой взятки брезгливо отказался. На что можно потратить деньги в преисподней? На свежие угольки?
Адоми именовали еще Седьмой Точкой, потому что существовало еще шесть подобных крепостей, отличавшихся друг от друга только размерами и количеством чиновников. Чем ближе к столице, тем больше служивых людей. Путь ланги лежал в столицу, и одуревший от жары и лени таможенник взял с них чисто символическую сумму в одну серебряную энитику.
Лошади и люди пили жадно и помногу. Тор умудрился обжечься на солнце, неосмотрительно подставив голую грудь ветру, и теперь у него поднялся жар. Естественно, Мэд и Джасс взяли на себя заботу о тангаре, попеременно делая ему примочки холодной водой с лечебной травой, сорванной хатамиткой по дороге. Если Ириена ее регулярные остановки в зарослях трав чем-то и раздражали, то он помалкивал, оценив по достоинству заботу о Торвардине. Эльф умел быть справедливым, но мало кому демонстрировал эту добродетель. Хатамитки как никто в степи, за исключением орочьих шаманов, разбирались в лечебных травах, поднимая на ноги самых тяжелых больных без капли магии. Степные воительницы, как правило, лишены даже тени магического дара. Как полагал Ириен, в Сестры Хатами девушку приняли только потому, что ее дар оказался слишком слаб и в бою бесполезен.
Тор дрожал в ознобе и бормотал что-то на родном языке, и одного взгляда на него хватало, чтобы понять – ночевать, а возможно, и дневать лангерам придется в Адоми. Проклятое тангарское упрямство. Сколько раз ему говорилось, чтоб закрывал кожу от солнца? Сам Ириен следовал примеру кочевников, с ног до головы закутываясь в широкий плащ-хаву, оставляя открытыми только лицо и кисти рук. Его собственная кожа была не менее тангарской чувствительна к обжигающему солнцу юга.
Эльф не уловил момент, когда задремал, разморенный жарой, точно скатился в густую тень. Однако пробуждение вышло резким, внезапным и даже болезненным. Рука сработала быстрее, чем открылись глаза. Рывок, перекат, косой росчерк стали и… все, вот он уже на ногах.
Закат раскрасил небосвод во все оттенки алого, пурпурного, золотого и лилового, от чего мертвенно-белые стены домов казались нежно-розовыми. Красиво, но где же опасность? Пард смотрел на эльфа с легкой усмешкой, подозревая, что тот стал жертвой кошмарного сна. С кем не бывает? Остальные лангеры бессовестно дрыхли, пользуясь моментом, и только Джасс точно так же напряженно разглядывала небо.
– По-моему, это дракон, – сказала она тихо, подойдя ближе к эльфу.
– Ты тоже чувствуешь? – удивился он.