Знающий не говорит. Тетралогия
Шрифт:
– Мы где-то в стороне от Чефала, может быть, даже с другой стороны Акульего мыса, – предположил эльф, осторожно оглядываясь вокруг.
Рядом плескалось море, ветер пах степью. Джасс легла на землю, прижалась щекой к теплой еще траве, давая себе обещание никогда больше не лазить в подземелья, пусть они хоть до краев будут полны несметными сокровищами пусть от этого будет зависеть жизнь. Люди созданы для жизни под солнцем, под небом с тысячами тысяч звезд, и теперь даже крыши будут казаться ей чем-то противоестественным.
– Ну, теперь-то мы точно не пропадем, радость моя, – заверил ее Ириен. – По крайней мере с голоду точно не сдохнем.
Первым делом они посрывали с себя грязную
– Джасс?!
И не успел испугаться, как ее темная на фоне воды голова показалась совсем рядом. Отросшие волосы облепили лоб и щеки, открыв маленькие ушки, ресницы склеились в стрелки, она смешно фыркнула, точь-в-точь как морская выдра, и засмеялась. Впервые за последние дни. Так радостно и свободно, что Ириен не смог удержаться и присоединился к этому внезапному веселью.
– Мы живы, Ирье, мы живы, – прошептала Джасс и прижалась губами к его ждущим губам, выпивая и без того неровное дыхание.
– Если это благодарность, то не стоит, – сказал он серьезно.
– А если нет?
В ее черных глазах плясали звезды. Счастливые, чуть насмешливые звезды.
– Тогда совсем другое дело.
И вернул ей поцелуй.
На этот раз они ушли под воду, и чужая стихия, хлынув в уши и нос, некстати напомнила им, что они не дельфины.
– Ну что, наперегонки к берегу? – предложила Джасс, лукаво улыбнувшись. – Кто проиграет, тот утром готовит завтрак! – И быстро нырнула.
Они поплыли почти рядом, обдавая друг друга черными искрящимися брызгами. Конечно, Ириен поддался, и она проиграла с минимальным разрывом. Но справедливости ради стоило признать, что плавала Джасс очень хорошо для человека, а для голодного и усталого человека тем более.
Джасс так и не смогла дождаться, пока Ириен разведет костер, и быстро заснула, свернувшись клубочком прямо на теплом песке, предоставив ему редкую возможность без помех, не таясь, смотреть на нее, любоваться и мечтать…
Сколько живут под одним небом и на одной земле четыре народа, столько, невзирая на все различия, мужчины и женщины влюбляются друг в друга, находя в объятиях чужака что-то такое, чего нет у сородича. Стремятся навстречу неизбежным трудностям и страданиям, как мотыльки к чужому огню, и кое-кто сгорает по-настоящему, не в силах отказаться от своих чувств в угоду древним традициям и прадедовским запретам. И ни изгнание, ни наказание, ни преследования не страшат отчаявшиеся сердца влюбленных. И если есть на свете сила, способная заставить жить рядом в относительном мире тангаров, орков, эльфов и людей, то это сила любви, которую они питают друг к другу, несмотря ни на что. И хотя в памяти народов еще живут Темные века, когда родичи пытками лечили орка от любви к эльфийской деве, а эльфийку ее родные братья – белоперыми острыми стрелами. Но кто помнит имена борцов за расовую чистоту. А об Амарис и Ковенгине поют менестрели в каждой корчме.
Но самое удивительное не в том, что кто-то осмеливается любить, презрев запреты и закон, а в том, что это вообще возможно. Потому что, кроме запретов, вековой ненависти и предрассудков, существует еще и та неизменная суть, что делает человека – человеком, а орка – орком.
Что для тангара любовь? Долг и божественное предназначение, скажет любой из этого племени. Спросите о том же орка, любого, любой касты, мужчину или женщину, и ответом будет – магия духа. Люди мнят свои чувства таинством души и плоти, а жаждут одновременно страсти, наслаждений, выгоды, удобства, стремясь совместить несовместимое. Что же до эльфов, то они, пожалуй, ответят, что любовь – это дар, и от него нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах. Спорное утверждение, но только не для самих эльфов. А потому спорить предпочитают другое. Одни говорят, что эльфы – существа хладнокровные и потому-то они так скупы на любовь и страсть. Другие говорят: «Для них любовь лишь изысканная игра»; третьи убеждены, что все эльфы – однолюбы; четвертые приписывают этому народу какие-то неведомые высокие чувства. Истина же, как обычно бывает, лежит где-то посередине.
Во всяком случае, Ириен не стал бросаться на обнаженную девушку, как это мог сделать распаленный желанием человек, но и утверждать, что ее нагота и открытость не вызвали в нем отзыва, тоже было бы большой ложью. Как раз в своих чувствах Альс ничуть не сомневался. В конце концов, он был Дознавателем. Достаточно было один раз увидеть эти глаза-омуты, достало одного ласкового прикосновения, чтобы его жизнь изменилась навсегда. Узы легли сразу, крепко-накрепко связав обоих в единое целое, не подлежащее расторжению, пока они живы. Ириен понял это сразу. Понял и не испугался, а скорее даже обрадовался, потому что уже и не мечтал о любви. Нет, он влюблялся в разное время в разных женщин: эльфиек и женщин других рас. Заботился о них, привязывался к ним, скучал по ним, но никогда ни одна из них не становилась частью души, частью судьбы. Его с женщинами связывали всякие чувства. Имя им было «нежность», или «доверие», или «тревога», желание или возвышенная дружба, и ни одно из них не звалось именем Истинной Любви. Познаватель как никто иной знал, насколько велика на самом деле разница между настоящей любовью и тем, что принято считать ею, или тем, что хотят считать ею. Счастье большинства людей в том, что они не видят и не чувствуют этой разницы. А потому Ириен никуда не торопился и предоставил Джасс самой выбрать и решить, почувствовать и осмыслить. Пускай сама разберется в себе, найдет в своем сердце место для него. И что бы девушка ни решила, он примет ее выбор как награду, как подарок. Если Джасс не сможет полюбить, то эльф готов был стать ей другом, соратником, защитником… Ведь на самом деле в любви главное – любить… Кто долгие годы жил с пустотой в сердце, тот непременно поймет.
Желудок Джасс проснулся раньше, чем она успела осознать пробуждение, от одуряюще аппетитного запаха жареной рыбы, громко заурчав. Не смея поверить в чудо, она осторожно приоткрыла левый глаз и принюхалась.
– Вставай, вставай, кушать подано! – позвал ее Ириен. – Я все вижу! Ты не спишь!
Он удобно расположился на камне и неторопливо вскрывал лексом раковины моллюсков, аккуратно раскладывая перед собой половинки с еще живым содержимым. Из одежды у невозмутимого эльфа был только вышеупомянутый нож и медный амулет на кожаном шнурке. Однако нагота Ириена меньше всего интересовала в этот миг бывшую хатамитку. Равно как и собственная.
– Ух ты! Здорово! Как я есть хочу!
Приглашать к трапезе Джасс дважды не требовалось никогда, она впилась зубами в горячую рыбу, шипя и плюясь, обжигая руки, губы и язык, но не в силах оторваться от угощения. Обглодав без остановки подряд три рыбины, она набросилась на моллюсков.
– А ты чего не ешь? – спросила Джасс в промежутке между глотками, заметив, что эльф не торопится к ней присоединяться.
– Уже, – похвалился тот, хлопнув себя по плоскому, как доска, животу. – Вкусно!