Зной прошлого
Шрифт:
Демонстрация закончилась митингом в центре города. На нем впервые открыто появился перед народом секретарь окружного комитета партии Александр Обретенов, призвавший в своей речи к решительному выступлению против существующего режима. Выступил на митинге и Асен Йорданов.
С радостью и ликованием встретили жители Бургаса мгновенно облетевшую весь город весть о взятии восставшим народом власти в Софии. Люди заполнили улицы и площади. Куда ни посмотришь — всюду бушующее людское море. Казалось, что не только горожане, но и все жители области собрались здесь в едином восторженном порыве. Оборванные, изнуренные тяжким трудом, обутые в деревянные башмаки, они радостно смеялись, громко кричали, пели народные песни. Нет, это были уже не те забитые люди, которые
Первые машины с советскими военнослужащими появились в городе на рассвете. Капитан Красной Армии Орлов сначала вежливо просил, а затем стал решительно требовать, чтобы толпа встречающих освободила ему дорогу. Маршалом Толбухиным перед ним была поставлена ответственная задача — достичь южной границы и там, на погранзаставе, расписаться в журнале. Но кто в такие минуты народного ликования думает о разного рода дипломатических тонкостях! И все же капитану удалось вырваться из города, и его машина помчалась к границе. Остальные машины остались «в плену» у ликующих горожан. Старший лейтенант с выбившимся из-под пилотки русым чубом сразу понял, что его командиру придется одному выполнять полученное задание.
Десятки рук высоко подняли советского офицера над запрудившими площадь людьми, которые мгновенно притихли. И он заговорил, этот светлоглазый советский юноша, от имени своей великой страны приветствуя первый день свободы на земле Болгарии. Выпрямившийся во весь рост в открытой машине сержант растянул мехи баяна. Над площадью разнеслась песня о Катюше. Затем первых на болгарской земле советских воинов на руках отнесли в городскую управу. Там уже заседал областной комитет Отечественного фронта. В это время площадь облетела весть о прибытии колонны советских танков, и людской поток устремился к северной окраине города. Но вот и из района порта отчетливо донеслись звуки какой-то русской песни. К причалам подошли первые советские военные корабли. Человеческое море заколебалось: одна волна устремилась на север — к вступающим в город танковым колоннам, а другая на юг — к швартующимся в порту кораблям. Но вот взгляды всех людей устремились вверх — над городом появилась эскадрилья советских истребителей. Сделав круг, самолеты повернули в сторону аэродрома. Люди на миг застыли, и минутная тишина взорвалась мощными криками «ура!» в честь и танкистов, и моряков, и летчиков — всех советских воинов-освободителей…
— Почему молчите? — еще с порога выпалил примчавшийся в городской радиоузел немолодой уже человек. — Сегодня великий праздник!
— Не знаем, какие пластинки ставить, — смущенно ответила одна из служащих радиоузла. — У нас их, в общем-то, полно, но все… старые…
— Представляю, что у вас здесь собрано — различаются, наверное, лишь тем, что одни болгарские, а другие немецкие, но суть-то у всех одна — фашистская. Вот потому и принес вам пластинку с русскими песнями. Много лет берег ее как зеницу ока. С одной стороны «Метелица», а с другой «Во поле березонька стояла». Может, и не самые подходящие для сегодняшнего дня, но раз нет других, то и эти сгодятся.
И вот уже над городом разнеслась напевная раздольная песня — широкая, как сама русская земля, теплая и лиричная, как русская душа, могучая и сильная, как Советская страна. Опустившись на стул, адвокат Стоилов — а это он принес пластинку в радиоузел — вслушивался в знакомую мелодию и не мог сдержать слезы. Затем, вспомнив о второй цели своего визита, протянул девушке исписанный листок:
— Прочти вот это, но лучше не останавливая песню.
Люди на улицах замедляли шаг и невольно поворачивали голову в сторону громкоговорителей, чтобы лучше услышать «важное сообщение»: «Окружной комитет Отечественного фронта получил в качестве дара сто тысяч левов от капиталистов братьев Т. Комитет считает необходимым заявить, что наш народ не нуждается в подачках,
А русская песня продолжала победно звучать над городом…
— Приказа об освобождении уголовников нет, — объяснял новый начальник только что сформированной народной милиции группе бывших политических заключенных. — Вам необходимо встретить колонну уголовников, которая движется сейчас от тюрьмы к центру города, и доставить их всех сюда, к нам, в милицию.
— А если они не захотят подчиниться? — смущенно спросил кто-то.
— Тогда арестуете их и препроводите сюда силой.
— Каким образом? Нас пятеро, а их около ста пятидесяти.
— Товарищи, это приказ. Уголовники должны быть изолированы. Среди них есть люди, которые еще сегодня могут начать мародерствовать. Так что действуйте.
Что представляла собой вчерашняя молчаливая демонстрация политзаключенных перед сегодняшней пышной манифестацией уголовников?! Беспорядочной толпой двинулись они от тюрьмы к центру города. Потрясая кулаками, они сыпали проклятиями, направленными главным образом против их личных врагов. Среди шума и гама, создаваемых этой пестрой толпой, раздавались и лозунги, прославляющие победу революции. Впереди выступали несколько вожаков, пользовавшихся славой и уважением в уголовном мире. Возле каждого из них вертелось несколько приближенных. Уголовники несли на руках охранника по прозвищу Ключник, в ведении которого в тюрьме находились ключи от камер. На шее у Ключника висела тридцатикилограммовая цепь, в одной руке он держал связку ключей, в другой — какую-то палку, к которой был привязан кусок красной материи. Несмотря на то что тяжелая цепь пригибала его к земле, он вместе со всеми громко кричал «ура!» и старательно размахивал самодельным знаменем.
Колонна уже почти достигла главной улицы, когда ее встретили пятеро бывших политзаключенных. Нелегко было уговорить преступников повернуть в сторону милицейского участка. Соблазнить их удалось лишь обещанием, что там всем якобы выдадут оружие. Однако многие разгадали хитрость — в милицию явилась лишь половина их, остальные предпочли раствориться в людском море.
Начальник милиции принялся объяснять, что до получения специального распоряжения все уголовники должны вернуться обратно в тюрьму. Но его доводы были встречены с негодованием. Вперед выступил какой-то дюжий молодец и принялся распаленно протестовать:
— Нет, так не годится… До вчерашнего дня к нам было другое отношение: товарищ, передай письмо; товарищ, принеси газетку. А сегодня, значит, вы на свободе гулять будете, а нам по-прежнему в тюрьме гнить?! Несправедливо это…
— Через день-два вами займется специальная комиссия, — убеждал начальник милиции. — Она внимательно рассмотрит все дела и определит, кого можно отпустить, а кого нет. Это решение областного комитета.
— А я, товарищ, если хочешь знать, тоже политический, — подал голос другой уголовник, выходец из горного села. — Я еще в тридцать восьмом убил полевого сторожа, так что, выходит, и я теперь государственный человек.
Но все эти разглагольствования не помогли — большинству бандитов пришлось-таки вернуться в тюремные камеры…
А революция продолжалась. Радостно прошла и встреча партизанского отряда. О завоеванной кровью свободе говорил на митинге Михаил Дойчев — политкомиссар приморского партизанского отряда «Васил Левский». С горечью и признательностью перечислил он имена борцов, павших в боях с монархо-фашистской властью, впервые после победы отдавая дань их славной памяти. Многие матери услышали в его выступлении имена и своих бесследно исчезнувших сыновей. Но они не могли и не хотели поверить этому. Они все еще надеялись на скорое возвращение своих сыновей… «Нет, и Михаил не знает», — говорили они между собой и снова отправлялись на поиски, снова расспрашивали тех, кто мог хоть что-нибудь знать…