Зной

Келлерман Джесси

Впрочем, детективом Фокс оказался хорошим:

— В Пеппердайне он никогда не учился.

Было уже начало ноября. Фокс показал ей список выпускников того года, в который Карл предположительно закончил университет. Глория провела пальцем по узкому пространству, отделявшему Перкинса, Дугласа, от Перрона, Уолтера.

— Может быть, год не тот, — сказала она.

Фокс показал ей такие же списки за четыре предшествовавших и четыре последующих года.

— Но диплом-то у него был, — сказала Глория.

— Не оттуда.

Фокс достал из папки спасенный ею в офисе диплом, положил его на стол, разгладил.

ПЕПЕРДАЙН КОЛЛЕДЖ

— Вы подразумеваете Пеппердайн с двумя «п», — сказал он. — Пепердайн с отсутствующим вторым «п» — это свидетельство об окончании курсов торговли по почтовым заказам, назвать которые юридической школой в точном смысле этих слов невозможно.

Глория почувствовала себя дурочкой и оттого оскорбилась.

— Уверен, в этом и состояла идея, — сказал Фокс. — Заметить разницу способны лишь очень немногие, иначе какой был бы ему прок от поддельной степени магистра?

Логика, разумеется, неотразимая, но в конечном счете бесполезная, подумала Глория, а затем Фокс снова привел ее в замешательство, сообщив, что ни одного родственника Карла, живого или мертвого, ему обнаружить не удалось.

— Я сделал все, что в человеческих силах, — сказал он и перечислил организации, в которые обращался: архивы округа, общегражданский суд, суд уголовный. Он позвонил в Федеральный совет по условно-досрочному освобождению; в управление маршаллов США; в Службу иммиграции и натурализации; в Налоговое управление; в ФБР. Перелопатил, что потребовало немалой затраты физических сил, старые телефонные справочники соседних округов. Обзвонил больницы и средние школы, перечисленные в документах об окончании Пепердайна. Документы, посвященные проверке кредитоспособности Карла, никаких сведений о временах, предшествовавших июлю 1984-го, не дали; то же самое относилось и к онлайновым генеалогическим базам данных. Просмотр телефонных счетов Карла за последние шесть месяцев показал, что звонил он только в офис и — дважды — в квартиру Глории.

— Он как будто прилетел с другой планеты, — сказал Фокс.

— Должен существовать… э-э…архив или… что-нибудь,чего вы не проверили, — сказала Глория. — Он же не двадцать лет назад родился.

— Может, и двадцать. Он не мог участвовать в программе защиты свидетелей?

— Если и мог, по-вашему, я знала бы об этом?

— А не находился ли он в бегах от кого-нибудь? От бывшей жены?

Глория нахмурилась:

— Насколько мне известно, нет.

— Обычно люди удирают из города, если у них возникают нелады с законом. Из-за долгов, из-за налогов, которые они не в состоянии заплатить.

— На него это не похоже.

— В таком случае он был просто-напросто анахоретом, — сказал Фокс.

Определение ей не понравилось, однако точность его становилась все более очевидной.

Фокс сказал:

— Он не первый такой. У меня был когда-то клиент из Восточного Лос-Анджелеса, который хотел, чтобы я держал под наблюдением его квартиру. Был совершенно уверен, что кто-то пытается проникнуть в нее. Психопат. Обклеенные фольгой стены и так далее. Почему он поверил мне, я не знаю. Он отказался от моих услуг, когда я сказал ему, что в течение месяца никто к его жилью и близко не подходил. Я навел кой-какие справки — и что же? Он оказался наследником состояния Грациано. Слышали о таких?

Глория о таких не слышала.

— Они производят джинсы, — пояснил Фокс. — Дорогие. Перепачканные в грязи.

— Нет, не знаю.

— Короче говоря, семья не имела о нем никаких сведений вот уж пять лет — с тех пор, как он обчистил свой трастовый фонд и сбежал. Сменил имя, ухитрился уничтожить в архивах все сведения о себе, снял дерьмовую квартирку и спал на брошенном на пол матрасе. Позже я узнал, что все деньги фонда, двадцать миллионов, он хранил под кроватью. В полуфуте над землей. — Фокс покачал головой. — Не удивительно, что он питал параноидальный страх перед грабителями. Я все это к чему: если человек захочет остаться совсем один, это не так уж и трудно устроить.

Теперь Глории начало казаться, что Карл намеренно оборвал все связи с людьми и разбросал кусочки, из которых состояла складная картинка его прежней жизни, по площади, достаточно большой для того, чтобы предотвратить ее повторную сборку. Его настойчивое стремление к замкнутому, уединенному существованию, до сих пор не представлявшееся ей сколько-нибудь важным, ныне смущало и сердило ее. Может быть, он хотел очистить свою жизнь от сора, чтобы облегчить жизнь тем, кому он не безразличен. (Теми,тут же сообразила Глория, была она.)

Пустоты в жизни Карла породили в Глории параноидальное отношение к ее собственной. Не оторвана ли подобным же образом от людей и она сама? Если она умрет, кто обнаружит ее тело? Кто приведет в порядок ее дела?

Кто оплачет ее, если вообще кто-нибудь оплачет?

Максин Гонзага пока еще не отказалась от надежды на появление какого-нибудь родственника Карла. Существовали также охотники на наследников, отыскивавшие запропавшую родню умершего человека, беря за это приличный кусок его наследства — четвертую часть, а то и больше. Может быть, они кого-нибудь откопают? Пока же Гонзага подготовила все необходимое для инвентаризации и опечатывания дома Карла.

В первое после Дня благодарения воскресенье Глория поехала туда, чтобы забрать оставленную на полу спальни сумку со своей одеждой.

Она решила в последний раз пройтись по дому, попрощаться с ним. Насколько она знала, права войти в него еще раз у нее уже не будет. И потому устроила для себя экскурсию, оживившую сохраненные ею воспоминания: о месте на софе, где — в ее воображении — впервые соединились их руки; о падении коробок в задней комнате; о дурацкой, вечно перегоравшей лампочке в ванной… о целой жизни, ею так и не прожитой.

История получалась совсем неплохая. Вроде той, о кровати на пляже. Она начала посмеиваться над своей ложной ностальгией, а кончила тем, что уселась на долбаной кухне и поплакала.

Это следует прекратить.

Она боялась стереть ненароком линию, отделяющую реальное от нереального. Может быть, тебе стоит все это записать, подумала она, так ты сможешь удерживать первое отдельно от второго.

На рабочем столе кухни стояла гигантская, похожая на портативный ядерный реактор, банка с кофе. Глория приподняла ее. В день предварительного слушания дела о наследстве Карла банка была почти полной. Теперь кофе в ней осталось на три-четыре чашки. Неужели это она столько выпила? Вот тебе и объяснение бессонницы.