Зодчие Москвы XV - XIX вв.
Шрифт:
Они-то постепенно переходили в ряды земельной знати Руси. Автор «Жития» уделяет много внимания необычному монаху Дионисию-Дмитрию, который, не обращая внимания на монастырский устав ("и о уставе монастырском он ни во что не вменяше…"), насмехался над приношениями ("я же христолюбивых вельмож и простых приносимая милостыня или на молебны и понахиды и божественная служба посылаемые в монастырь кормы соборныя и приношения полезны им глаголяша…").
Мало того, строптивый монах уходил самовольно из кельи и говорил прихожанам о жадных монахах такие слова,
Воспитанный таким отцом, Василий Дмитриевич Ермолин помимо родительских капиталов получил широкий и критический взгляд на окружающую русскую действительность. Что же документально о нем известно и насколько эти сведения достоверны?
Существует так называемая Ермолинская летопись, дошедшая до нас в списке XVI века. Она найдена и исследована в 1904 г. академиком А. А. Шахматовым, который назвал ее Ермолинской, потому что в ней содержался ряд сведений о строительной деятельности Василия Ермолина в период с 1462 по 1472 г.
Ермолинская летопись интересна не только тем, что содержит перечень работ зодчего, но и несколько необычным для летописей задорным, а иногда и еретическим тоном изложения. Это позволяет предположить или авторство самого Ермолина, или же то, что летопись была составлена по его заказу и с его критическими указаниями и ироническими вставками, дающими далеко не хвалебное освещение деятельности русских князей времен его отца и деда.
Если Дмитрий Ермолин «глаголил» критически громогласно, то сын его Василий сделал это более капитально — пером в рукописи, памятуя о потомках, которые ее прочтут.
Об этом выдающемся для своего времени человеке нам почти ничего не известно. Академик М. Н. Тихомиров в своей книге "Средневековая Москва" привел факты, которые лишь косвенно указывают на его возраст: в 1463 г. Василий Дмитриевич; Ермолин выдал дочь за боярина Дмитрия Бобра.
Утверждая через рукописное слово самого себя как выдающуюся личность, Василий Ермолин, по-видимому, велел писцам делать вставки по годам, где указывалось, что и когда под его руководством строилось или реставрировалось.
Летопись — единственный документ, из которого мы узнали о Ермолине как о зодчем, скульпторе, реставраторе и строителе, и ее краткие записи очень ценны для биографии мастера.
Из этих записей известно, что в 1462 г. Василий Дмитриевич Ермолин построил "во Фроловских воротах" каменную церковь св. Афанасия, поновлял камнем стену от Свибловой башни до Боровицких ворот и на тех же Фроловских (Спасских) воротах поставил белокаменный рельеф св. Георгия, фрагмент которого дошел до наших дней и хранится в Третьяковской галерее.
За 1466 г. в летописи только одна запись — об установке на внутренней стене Фроловской башни рельефного изображения Дмитрия Солунского — покровителя великих русских князей.
В записи 1467 г. упоминается каменная
Следующая запись относится к 1469 г. В ней сообщается о постройке трапезной в Троице-Сергиевом монастыре и обновлении двух каменных церквей в городе Владимире — Воздвижения "на торгу" и церкви "на Золотых воротах".
Из двух последних записей мы узнаем, что в 1471 г. Ермолин "повелением великого князя" в городе Юрьеве-Польском церковь св. Георгия, которая "вся развалися до земли", "собрал все изнова и поставил, как и прежде". И наконец, запись под 1472 г. рассказывает о ссоре Ермолина с другим «предстателем» — Иваном Голова, после чего Василий Дмитриевич отказывается от участия в работах по сооружению Успенского собора в Кремле.
Этот перечень, записанный самим мастером или с его слов, говорит о значительности тех работ, которые ему поручались, и поэтому мы можем поставить имя Василия Дмитриевича Ермолина в первом ряду зодчих Древней Руси..
Вероятно, в это время Ермолину было не более пятидесяти лет. Размах строительных работ в Москве требовал не один десяток зодчих и тысячи строительных рабочих — каменщиков, камнеломов, резчиков.
Вновь, как при Дмитрии Донском, из подмосковных Мячковских карьеров везли блоки и плиты известняка, легко поддающегося теслу каменотеса. Отличные свойства этого материала строители знали по опыту своих предков, которые еще в домонгольский период русской истории участвовали в сооружении владимиро-суздальских храмов. И в этом размахе деятельности развился и окреп талант Василия Ермолина.
Работало несколько строительных артелей, возглавляемых «предстателем» (подрядчиком). Василий Дмитриевич был таким подрядчиком и руководителем работ; был он и нарядчиком, т. е. старостой артели, и проектировщиком, конструктором, реставратором, а иногда и скульптором.
Первое из его сооружений — надвратная церковь над Фроловской башней Кремля, возведенная в 1462 г. по заказу Ивана III. Одновременно Ермолин реставрирует и достраивает белокаменную стену от Боровицких ворот до Свибловой башни. Но ничего из этих работ не сохранилось до нашего времени.
Под руководством Ермолина в то же время изготавливались две белокаменные фигуры для украшения Фроловской башни. Одна из них — фигура Георгия Победоносца (явление небывалое на Руси, где не знали и не видели круглой скульптуры из камня-известняка) — была гербом Москвы и украшала парадные ворота Кремля. Вот тут-то и пригодились отличные качества мячковского известняка — мягкого, поддающегося резцу, но стойкого против непогод и времени.
Эта единственная в своем роде, первая русская круглая белокаменная скульптура сохранилась полностью. Очищенный от позднейшей аляповатой окраски, бюст Георгия Победоносца теперь находится в Третьяковской галерее как памятник скульптурной деятельности ермолинской артели. Второй белокаменной скульптуре не повезло. Она исчезла в веках, и о ней можно судить лишь по скупой записи на страницах летописи.