Зодчие
Шрифт:
Оторванный от родины, Никита Булат вел строгий счет дням, соблюдал праздники.
По исчислению Никиты был вторник сырной недели. [127]
– Масленица у нас теперь на Руси, дочка, – рассказывал Булат прибежавшей к нему Дуне. – Эх, масленица, масленица, широкая масленица!.. По улицам катанье на лошадях… Парни с девками на санках с гор летят…
Его речь прервали глухие удары, донесшиеся издалека: один, другой, третий…
– Что это? – изумился Никита.
127
Сырная
Сердце заколотилось так, что груди стало больно.
– Доченька, Дуня! Беги разузнай!
Взволнованная Дуня скрылась. Она вернулась через некоторое время бледная, с высоко вздымающейся грудью:
– Ой, дедушка! Наше войско под Казанью! Русские! Из пушечного наряда бьют по стенам, аж пыль летит…
Булат выпрямился, точно вырос:
– Наши! Наши! Долго ждал, а дождался!.. Чего ж ты, глупенькая, перепугалась? Это нам свобода пришла!
Дуня со страхом и робкой радостью смотрела на старика.
А пушки продолжали греметь, пробуждая в сердцах русских пленников надежду на избавление.
Сильна была Казань, и час ее падения не настал. Московская рать еще не привыкла брать крепости и не одолела грозных укреплений татарской столицы.
Приступ русских отбили. Обе стороны понесли громадные потери, но стены по-прежнему стояли высокие, прочные, и за ними скрывались десятки тысяч защитников. А тут и природа снова пришла на помощь казанцам. Наступила сильная оттепель, полил дождь, стали вскрываться реки. Опасаясь, что в случае вынужденного отступления придется потерять весь осадный наряд – пушки, царь Иван Васильевич, который и на этот раз сам вел войско, приказал уходить.
Осаждающие ушли от стен Казани 26 февраля 1550 года; всего две недели стояли они под городом.
Казанцы тысячами высыпали на стены, любуясь видом отступающего неприятеля. Мужчины и женщины насмешливо кривлялись, выкрикивали обидные ругательства.
Русские воины уходили не оборачиваясь. В их сердцах кипела ярость.
Отъехав так, что казанские стены чуть виднелись вдали, царь Иван обернул к городу искаженное стыдом и гневом лицо.
– Ничего, еще посчитаемся! – прошептал он. – Придет солнце и к нам на двор… – Потом сурово обратился к воеводам, которые тесной кучкой следовали за ним: – По вашей милости терпим позор, бояре! Кабы не ваши споры да раздоры, кто из вас старше да чей род честнее, разве я выступил бы в поход зимой? Сколько месяцев пришлось вас мирить да уговаривать! Ну, бог даст, выведу я ваше проклятое чванство!..
Иван Васильевич сдержал слово в том же, 1550 году. Был издан указ о распределении воевод по полкам; этот указ в значительной мере поломал старые порядки.
Правда, с знатностью боярских родов все же приходилось считаться, трудно было сразу изменить многовековой обычай. Но по новому указу находилось место в рядах воевод и тем незнатным, кто прославил себя воинским искусством и уменьем водить полки. Воеводы всех полков подчинялись воеводе Большого полка, и уж тут не оставалось места родовым спорам. В каждом полку также был установлен строгий порядок служебного подчинения, власть воевод укрепилась, а вместе с тем улучшилась и дисциплина в войске.
Доселе нестройные, непривычные к порядку, рати начали превращаться
В том же году Иван IV создал первое постоянное войско на Руси – стрелецкое, использовав опыт отрядов «пищальников».
Стрельцам полагалось служить в войске без срока, пока силы позволяли носить оружие. Жили они в слободах; утром и вечером производилась поверка, самовольно отлучавшихся строго наказывали. Стрелецкие слободы только тем отличались от солдатских казарм, что в них стрельцы жили с женами и детьми.
Во главе каждого стрелецкого полка, или «приказа», как их первоначально называли, стоял голова; мелкими подразделениями командовали сотники и пятидесятники.
Пешие стрельцы были вооружены пищалями и бердышами. [128] Уменью владеть оружием они обучались постоянно под наблюдением голов, сотников и пятидесятников. За службу стрельцы получали значительное денежное жалованье. Для них была введена форма.
Начиная с этого времени и до Петра Великого, который уничтожил стрелецкое войско, стрельцы не только ходили в походы, но и были верной опорой самодержавной власти и орудием для подавления народных восстаний. Стрелецкое войско помогло Грозному покончить с самовластием бояр.
128
Бердыш – род топора с изогнутым острием, насаженного на длинное древко.
Реформы Ивана подняли боеспособность русской армии.
Тяжко переживали неудачу Москвы десятки тысяч русских пленников. Их хозяева присмирели было, просили у своих рабов заступничества. Теперь рабовладельцы мстили за пережитый страх, за волнение. Издевательства, зверские побои…
Снятие кратковременной осады города принесло неожиданную славу звездочету Кудаю-Берды. Многие вспомнили, как год назад он предсказал, что звезды неблагоприятны Москве, что если урусы осмелятся появиться под стенами Казани, то уйдут с большим уроном.
– Нет предела знаниям мудрого звездочета! – кричала молва. – Он – кладезь премудрости! Он – источник света…
Звездочет не успевал принимать всех желающих посоветоваться с ним и узнать судьбу. Кудай-Берды разрешал и запрещал браки, предсказывал, выздоровеет или нет больной, будет ли удачна торговая сделка. Неудавшиеся предсказания он приписывал влиянию враждебных светил, удачные возвеличивали его славу.
На двор к звездочету приводили коней, ишаков, баранов, несли золото, серебро. Кудай-Берды раздулся от важности, стал надевать шесть дорогих разноцветных халатов – один поверх другого.
Глава XVI
Построение свияжской крепости
Казанцы радовались новой неудаче русских, но радость их была преждевременной. Проницательный Камай-мурза, сторонник Москвы, был прав, когда утверждал, что русские не теряют голову от поражений.
Иван Васильевич решил поставить укрепленный русский город в непосредственной близости от Казани. Место для построения такого города нашли легко: круглую крутую гору при впадении реки Свияги в Волгу.
Прошло больше года со времени второго казанского похода. Весной 1551 года застучали топоры русских дровосеков по берегам верхней Волги, в Угличском наместничестве. Валились леса – и строились срубы, звенья городских стен, надворотные башни.