Золоченые

Форна Намина

Больно не будет, подбадриваю я себя, когда очередь немного подвигается вперед. Просто немного пожжет. Самую капельку. Но я знаю, что это неправда. Вонь гари усиливается, яркая и бьющая по чувствам сильнее, чем та, что терзает меня в воспоминаниях. Что-то не так с этим проклятым золотом, в него что-то добавили, чтобы оно липло к коже алаки.

Раздаются новые крики, мое зрение туманится. Душа уходит в пятки, все тело на грани.

– Дека, дыши. Дека! – будто издалека доносится голос Бритты.

Меня обнимают мягкие руки. Тепло.

–

Я здесь, Дека, – шепчет ее голос. – Со мной ты в безопасности.

В безопасности…

Не сразу, но все-таки делаю прерывистый вдох и с трудом киваю.

– Все в порядке, – хриплю я.

Сглатываю тошноту и расправляю спину как раз вовремя, чтобы увидеть, как подручный позолотил девушку передо мной. Она прижимает к себе руки, на коже блестит золото. У меня дрожат пальцы. Я следующая.

Восточный чиновник, восседающий надо мной, в тусклом свете кажется бледным и пугающим.

– Шагни вперед, дитя, – манит он, властным жестом поправляя очки.

Делаю как велено, и он поворачивается к помощнику:

– Имя?

– Дека из Ирфута, – послушно зачитывает тот.

– Ты здесь по своей воле? – спрашивает чиновник.

– Да, – шепчу.

На другом конце зала воет очередная девушка, чьи руки опускают в чашу. Снова в нос ударяет запах горящей плоти, снова вскидывается внутри меня страх.

– Громче.

– Да, по своей воле, – отвечаю я.

Стараюсь не смотреть на чашу.

– Ты ищешь отпущения грехов?

– Да, ищу.

Чиновник удовлетворенно кивает.

Я каменею, когда один помощник принимается за осмотр, грубо дергая меня.

– Вес умеренный, рост пять дланей, пять узлов, волосы черные, глаза серые, никаких особых отметин, превосходное здоровье.

Закончив оценку, помощник кивает мне на чиновника. Запрокидываю голову.

– Клянешься ли ты в верности императору Гизо и его армиям?

Такого вопроса я не ожидала, потому медлю с ответом.

– Да.

Снова крики. Пот по спине теперь течет ручьем.

– Тебя привезла Владычица эквусов.

– Владычица…

Лишь спустя пару мгновений соображаю, что он говорит о Белорукой. Ну конечно, ее тут называют именно так, из-за Браймы и Масаймы. Правда, она относится к ним скорее как к спутникам, чем как к скакунам.

– Да, – выдавливаю я сквозь панику.

Чиновник снова кивает.

– Не причиняла ли она тебе физического вреда, не пыталась ли продать твою честь другим?

Мигаю, застигнутая врасплох. Не это ли случилось с теми девушками? Я-то думала, что провожатые не должны причинять им вред, но с другой стороны, люди часто делают то, что им не положено. Перед глазами мелькают образы старейшин, надо мной нависают их ножи и ведра, вот-вот мне в очередной раз отворят кровь. Втягиваю воздух, с выдохом избавляюсь от воспоминания.

– Нет, – наконец отвечаю я.

– Что ж, гора с плеч, – ворчит под нос чиновник. – Эта обойдется без лишнего свитка.

Скрежещу зубами. Лишний свиток? Девушек обесчестили, разрушили

им жизнь, а он беспокоится лишь о том, чтобы не перетрудиться. Он, как только что ушедшие джату, с этими их ложными обещаниями прав и свобод. Приходится снова выдохнуть, чтобы лицо не выдало гнев.

– Золото, – командует чиновник помощнику и, пока тот несет чашу, переводит взгляд на меня. – Это золото изготовлено особым образом, чтобы отмечать вас как собственность императора. С каждым годом оно будет тускнеть и с двадцатым годом службы исчезнет совсем. Золоченый сон не поможет от него избавиться, так что не пытайся убивать себя, твой срок это не сократит.

Не пытайся… убивать себя…

Я в таком состоянии, что в голове кружат даже не мысли, а их обрывки. Когда наконец я понимаю, что мне сказано, помощник уже закатывает мне рукава, а затем окунает мои руки в чашу. С губ срывается жалобный всхлип, хотя я чувствую лишь мимолетное ледяное покалывание. Стараюсь сдержаться, не обращать внимания на ужасный запах теперь уже моей горелой плоти, но тело дрожит, кисловатый привкус во рту все сильнее.

– Она позолочена, – говорит помощник.

– Она должным образом учтена, – заключает чиновник и смотрит на меня поверх очков. – Принеси славу Отере, алаки – себе и своему уруни.

Как только я оказываюсь за дверями зала, меня выворачивает наизнанку.

9

В желудке пусто. Лишь желчь и пыль. И это единственное, что спасает меня от гнева выпроваживающих нас из зала двух джату, пока я содрогаюсь в мучительных приступах. Руки саднят от позолоты, но я уже чувствую, как они заживают, как нарастает новая кожа под тонкой блестящей пленкой, которая удивительным образом так же эластична. Золото в тех чашах и правда странное.

Тот джату, что пониже ростом, презрительно и брезгливо ухмыляется.

– Возьми себя в руки, тварь. – Он толкает меня к ряду массивных, похожих на передвижные тюрьмы повозок.

Всего их двадцать, разных цветов, обозначающих тренировочные лагеря, разбросанные по холмам на внешних границах Хемайры. Мы с Бриттой шагаем к неприветливым красным повозкам в самом конце вереницы. К тем, что направятся в Варту-Бера. Прежде чем ночь кончится, туда доставят, по меньшей мере, сотню девушек. Новобранцы-джату уже, несомненно, в пути, готовые начать собственную первую подготовку.

Чем ближе мы к повозкам, тем сильнее запах страха. Девушки отчаянно жмутся друг к дружке, перешептываются – слухи, догадки, все, что каждая слышала во время пути. А вот Бритта все еще думает о наших уруни.

– Интересно, почему им не дают сразу начать обучение вместе с нами, – бормочет она. В ее голосе слышатся странные нотки.

Оглядываюсь и вижу, как она осторожно тыкает покрывающее руки золото. Бритта тихонько шипит со слезами на глазах, и я придвигаюсь ближе.

– Кожа под ним скоро заживет, – шепчу я. – Все будет хорошо, вот увидишь.