Золотая акула
Шрифт:
Прибыв в гостиницу, Соломоша лихорадочно принялся собирать вещи, с категорической интонацией выговаривая, что ни к каким темным делам отношения не имел и не имеет, подписок никому не давал, московские дела не бросишь, задерживаться в северной унылой столице ему нет резона, а дорогу к следователю я способен преодолеть без его помощи. Кроме того, им была выражена крайняя озабоченность по поводу его, Соломона, денежных средств, находящихся на моем банковском счете.
– Зря торопишься, – заметил я. – Прибудешь сейчас в лапы мафии, запутаешься в объяснениях, истощишь нервную
– Ходите в ваш Эрмитаж сами! – отозвался Соломон, не являвшийся поклонником никаких искусств, кроме искусства делать из одного доллара два.
Хлопнула дверь номера, и он поспешил на отходящий поезд.
Я его не удерживал. В одиночку, не слыша истерических причитаний трусливого коммерсанта, было куда как удобнее взвесить создавшееся положение.
Принципиально меня интересовал лишь один вопрос: каким образом был вскрыт факт контрабанды? Неужели отличились таможенники с их приборами и собаками? Или имел место стук?
Вопрос, ясное дело, безответный.
Вечером я навестил гостиничный ресторан, где плотно поужинал и без особенного труда познакомился с милейшей брюнеткой, изъявившей готовность подняться со мной в номер.
Брюнетка, манерами и обликом напоминавшая дорогую путану, представилась тем не менее солисткой Пермской консерватории, по случаю оказавшейся на берегах Невы, денег за визит в номер не просила, утверждая, что я понравился ей сразу же и навек, а потому во мне поселилось основательное подозрение, что девочка – подставная.
Возможно, и в самом деле работник предприятия культуры в девичестве, а ныне – профессиональная чаровница, она солировала на органы, кому я был весьма благодарен за бесплатный роскошный подарок.
Лежа на смятых простынях и изнеможенно обнимая солистку, я, чокаясь с ней шампанским, поведал о случившейся со мной незадаче, о происках международной наркомафии, коварно подставляющей под удар законопослушных граждан и, заинтересованно этакую версию выслушав, дама посыпала уточняющими вопросами, на которые я охотно давал вполне правдоподобные ответы.
Время от времени разработка прерывалась паузами эротического свойства, поощрявшими, полагаю, мою откровенность, и во время пауз я усиленно размышлял о том, как бы повторить восхитительный День здоровья, внеся в канву нашей беседы некий штрих, сулящий моим соглядатаям намек на перспективу дальнейшего обхаживания моей персоны субъектом агентурного внедрения.
В итоге, уже засыпая, я прошептал:
– Завтра наверняка здесь появятся представители заказчика: как, мол, что, где Тофик, чего следопыт хочет…
– Ты их боишься? – сочувственно вопросила солистка.
– Ну… так, – честно ответил я, внезапно и обескураженно уясняя, что брюнетку вполне могли заслать и уголовнички. – Опасаться приходится. Орлы там еще те! Горные! Выклюют печень, как Прометею.
– Будь осторожнее!
– С тобой мне ничего не страшно, милая… Ты завтра придешь?
– Обязательно, солнышко!
Сергей Одинцов
Вернувшись из командировки в Санкт-Петербург, Одинцов сразу же с вокзала поехал на Лубянку, начальство ожидало его доклад.
Сигнал о контрабанде кокаина, поступивший из СВР, реализовался, хотя результатом операции полковник был неудовлетворен. Он предлагал проследить путь наркотика к его заказчикам, взяв преступников с поличным, но руководство привело иные доводы: за заказчиками, как следовало из оперативной информации, стояли мощные опекуны, противостояние которым не виделось целесообразным; кроме того, машины могли уйти от наблюдения, заехав на территорию какого-нибудь военного объекта, а арест подставного механика, кому поручат снять баки, вряд ли бы принес что-либо толкового.
Решили начать тщательную разработку наркодельцов агентурно-оперативными методами, связавшись с МВД, а кокаин попросту конфисковать в качестве бесхозной контрабанды, проведя формальное следствие.
Войдя в свой кабинет на Лубянке, Одинцов сразу же погрузился в кутерьму текущих дел. Из командировки он должен был приехать еще вчера, назначив встречу в гостинице с одним из своих агентов – международным аферистом, прилетевшим с важной информацией из Австрии, где проживал постоянно. Информация касалась банковской проводки взятки за махинацию с газопроводом. Агент, преисполненный гордостью от блистательно выполненной им труднейшей задачи, не чаял скорее увидеть куратора, хотя не подозревал, что все усилия его по добыче секретнейших данных глубоко напрасны. Одинцову же предстояло занять определенного рода позицию – многозначительную и загадочную, дабы не разочаровать источник своей беспомощностью и мелкотравчатостью. Основой позиции должна быть идея, что, дескать, срочные выводы по информации пока преждевременны, но возмездие, безусловно, неминуемо, благодарю за службу, Родина вас не забудет, тра-та-та-та…
Агент бесполезно дожидался его вчера весь вечер в холле гостиницы, и теперь предстояло извиниться перед ценным и респектабельным сексотом за вынужденное опоздание.
Дозвонившись до гостиничного коммутатора, полковник попросил телефонистку:
– Соедините с номером триста пять, что-то там со связью, все время занято…
– Минуту…
В следующее мгновение в трубке зазвучал мужской голос:
– Слушаю…
– Мне нужен господин Альтштейн, – произнес Одинцов.
– А кто его спрашивает?
– Сергей Петрович Иванов.
– Так… А вы не могли бы приехать сюда, Сергей Петрович?
– А… с кем имею честь?
Собеседник на миг замешкался.
– Я… – произнес с неохотой, – следователь прокуратуры. У вашего товарища некоторые проблемы…
Одинцов отключил связь.
Через полчаса по оперативным каналам он узнал новости: дожидавшийся его в фойе, расположенном на втором этаже, агент сидел, почитывая газетку, в уютном кресле, и тут проходивший мимо него молодой человек внезапно вытащил пистолет, нацелив оружие агенту в голову. Пистолет дал осечку, но молодой человек хладнокровно извлек свободной рукой запасной ствол и произвел два выстрела в лоб жертве, после чего спокойно направился по лестнице к выходу.