Золотая чаша
Шрифт:
– Ты чудесная, храбрая.
– Не знаю.
– Да. Да. Чудесная и храбрая.
Они долго стояли, прижавшись друг к другу, потом Хенни улыбнулась и привычным жестом откинула прядь волос у него со лба.
– Я позабочусь о тебе, Хенни. И я поговорю с дядей Дэвидом, пусть даже ему и хочется убить меня.
Теперь она могла смеяться.
– Да он вовсе этого не хочет.
– Я позабочусь о тебе. Не бойся ничего. Я здесь с тобой. Я всегда буду с тобой.
Да, да, забыть обо всем, ни о чем не спрашивать, начать с начала.
– Я не понимаю этой внезапной спешки, –
– Папа рад за меня.
– Все это какая-то загадка. Ни с того ни с сего твой отец начал его нахваливать. Он такой образованный, он ученый. Какое это имеет значение?
«Это потому, что папа знает, какой несчастной я себя чувствовала, – подумала Хенни. – А может, он догадывается и об истинной причине «спешки».
– Подожди до весны, – вступила в разговор Флоренс. – За зиму мы как следует все подготовим. Теперь, когда вы обручены, можно не торопиться.
– Флоренс, мы не хотим ждать.
– Тогда придется поспешить с приглашениями. Ах, Хенни, устроим все у меня. Ты будешь спускаться по лестнице. Я украшу перила гирляндами из аспарагуса…
– Спасибо тебе за предложение, но я бы не хотела пышной церемонии. И пусть все состоится у нас дома.
– Но у Флоренс было бы так красиво, – возразила Анжелика. – Тебе не следует отказываться.
– Папа будет счастлив, если мы устроим свадьбу здесь.
– Пожалуй, она права, – нехотя согласилась Флоренс. – Ты же знаешь, он до сих пор переживает, что я выходила замуж не у нас дома.
Анжелика вздохнула. «Она не испытывает радости, – подумала Хенни, – вот если бы я выходила замуж за того, кто ей нравится, она бы чувствовала себя куда бодрее». И, как ни странно, ею овладела жалость к матери, которую постигло, как та сама считала, очередное разочарование.
– По крайней мере, позволь мне помочь с платьем, – сказала Флоренс, исполненная энергии и добрых намерений. – Белый бархат? Нет, не бархат, его так редко можно носить. Лучше парча или муаровый шелк. Тогда ты сможешь после надевать его на званые обеды. Ты ведь такая практичная.
– Сомневаюсь, что мы будем ходить на званые обеды.
– Ну, не будешь же ты все время сидеть в четырех стенах, живя в Нью-Йорке. Итак, пойдем по магазинам в понедельник. Начнем с Бродвея, с «Лорд энд Тейлор». Потом «МакКрири». Мы с Уолтером решили дать тебе Чек, чтобы было с чем начинать.
Хенни почти не слышала ее. Все было под контролем. О ней заботились.
Правда, однажды ночью она проснулась в холодном поту от кошмара: она поднималась по крутой лестнице с ребенком на руках – он был таким тяжелым – подходила к комнате Дэна и звонила в дверь; она звонила и звонила, но никто не открывал ей, и она с ужасом понимала, что он на ней не женится.
Проснувшись, она потянулась к кольцу, дешевенькому бриллиантовому кольцу, принадлежавшему матери Дэна. Она любила вертеть его на пальце, видя в нем доказательство и обещание. Затем положила руку на живот, где уже зрела новая жизнь, которая зародилась благодаря Дэну и которая соединила их.
Чувство невероятного облегчения нахлынуло на нее. Оно было сродни чувству благодарности, испытываемому утопающим, которому только что спасли жизнь. Она долго лежала без сна, улыбаясь в темноте.
Мальчик, которому дали имя Фредерик в честь отца Дэна и которого сразу же стали называть Фредди, родился, как сообщил семье дядя Дэвид, исключительно большим и сильным для семимесячного ребенка. И роды, к счастью, прошли на удивление легко.
Вся семья пришла в больницу – родители Хенни, Флоренс и Уолтер с маленьким Полом.
– Мы послали коляску тебе домой, – сказала Флоренс. – Темно-голубая английская коляска, в такой не стыдно лежать и наследному принцу.
Хенни с Дэном уже купили довольно приличную плетеную коляску с верхом – она рекламировалась в каталоге «Сирз» и стоила всего тринадцать долларов. Что ж, они просто вернут ее, нельзя обижать Флоренс.
– Теперь ты не будешь больше ходить со мной в парк, – сказал Пол.
– Конечно, буду. Почему же нет?
– Потому что теперь у тебя есть он, и меня ты больше не будешь любить.
Все засмеялись, кроме Хенни, которая, взяв Пола за руку, серьезно сказала:
– Я буду любить вас обоих. Ты будешь помогать мне воспитывать Фредди, учить его, потому что ты старше. И Фредди тебя полюбит. Вы всю жизнь будете любить друг друга.
– Его ты будешь любить больше, – возразил Пол, – потому что он твой.
«Какой же Пол умный мальчик! Он умеет понять и принять вещи такими, какие они есть. Благословенный ребенок», – подумала Хенни и ничего не ответила, но продолжала держать его руку в своей до самого его ухода.
Она осталась с Дэном и младенцем, лежавшим в колыбельке рядом с кроватью. Дэн встал на колени, так что его лицо оказалось вровень с лицом Хенни. Он принес ей розы и матерчатую кошку.
– Ты и ребенок, – произнес он дрожащим голосом. – Я вас недостоин.
Она погладила его по волосам.
– Не говори так. Это неправда.
– Да… за эти последние месяцы, когда мы жили вместе, я сумел в полной мере оценить, какая у тебя прекрасная душа. Мне стыдно за многие свои поступки. Ты не представляешь, как я…
Тронутая до глубины души, она прошептала:
– Я не хочу этого слушать. Мы вместе, а остальное не важно.
Он выпрямился.
– Ну хорошо. Ты знаешь, что я только что сделал? Купил билеты на концерт. Будут исполнять новую вещь Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна». Говорят, это что-то изумительное. Мы пообедаем и устроим себе праздник, когда ты поправишься.
– Поправлюсь? Да я прекрасно себя чувствую, лучше и быть не может.
После ухода Дэна она осталась одна с ребенком. Маленький комочек под белым одеяльцем. Он спал, лежа на животе, была видна одна щечка и редкие волосики на голой головке. Одна ручка высунулась из-под одеяла; крошечные пальчики пытались ухватить гладкую простыню. Во сне он чмокал губами и, наклонившись, Хенни увидела, как подрагивают белые веки. Она подумала, что ему, возможно, снится кормление. Несколько минут Хенни, опершись на локоть, созерцала это чудо, которое она произвела на свет.