Золотая чума
Шрифт:
— А что вор говорит об этой штуке?
— Говорит, купил в пивной за кружку пива у алкаша. И все. Никаких мол подельников у него не было. Он баклан, но не дурак. Зачем ему себе срок накручивать?
— Так… Мне с этим Рыжовым надо бы побеседовать.
— О чем разговор? Он в КПЗ вас дожидается.
Теперь Лавринович был преданным союзником. Он рванулся к двери и заорал:
— А ну-ка Рыжова ко мне! Быстро!
— Товарищ старший лейтенант, не возражаете, если я с ним всерьез поговорю?
— Какие вопросы! Мы на фронте с пленными тоже разговаривали по-всякому.
Минут через десять арестованного доставили. Он вошел развинченной походочкой и нагло уставился на старлея.
— Гражданин начальник, ну что вы меня все таскаете на допросы? Я все вам сказал.
Лавринович был прав в своей оценке этого типа. Эдакий блатарь по жизни, который, отсидев три года, понял, что дом его — тюрьма, и старательно усвоил все блатные понятия. Кумир сопливых мальчишек, балдеющих от воровской романтики.
— Вот, Рыжов, допрыгался ты. Тобой уже КГБ заинтересовалось.
— А че… — в глазах арестованного загорелось беспокойство.
С такими лучше всего действуют быстрота и натиск. Прыжком Мельников сорвался со стула и ударил ногой в грудину Рыжову. Тот грохнулся, впилившись спиной в загрохотавший несгораемый шкаф.
— Ты, падла, слушай! Я капитан КГБ, ты понял? Нет, ты ничего не понял. А не понял ты того, что у нас разговор пойдет другой. Потому что старший лейтенант работает пусть с дерьмовыми, но гражданами СССР. А мы ловим врагов народа! У меня, знаешь, кто был начальником? Лаврентий Павлович Берия! Тебе в лагере ничего об этом душевном человеке не рассказывали? А сейчас я приехал с Магадана! О таком милом месте ты слыхал?
Искоса Мельников заметил, что Лавринович смотрит на него во все глаза. Что же говорить о Рыжове — тот уставился на капитана, как на демона из преисподней. Капитан старательно играл бериевского сокола — такого, который прочно вошел в набор русских народных ужастиков.
— Так я слушаю.
Рыжов теперь представлял из себя сплошной Котуль. Он часто всхлипывал, видимо, уже представляя себя в подвалах Лубянки, где у него будут долго и со вкусом вытягивать все жилы.
— Я не виноват! Это он мне велел квартиру взять.
Рыжий уже вполне дошел. Капитан даже стал опасаться — не пересолил ли он. Потому что в том состоянии, в котором находился клиент, человек может признаться в чем угодно. Хоть в намерении взорвать Кремль, хоть в продаже американским шпионам Пулковского меридиана. Был такой реальный случай в Ленинграде, в тридцать седьмом. Потом, кстати, человека выпустили, а дурака-следователя, который такие признания выбивал, послали в Инту зэков сторожить. Капитан Мельников резко сбавил тон и заговорил успокаивающе:
— Ладно, давай по порядку. Если все расскажешь — оставлю тебя в этом уютном здании. И пойдешь ты как обычный уголовник.
Стандартный прием — сначала взять на пушку, а потом подарить надежду. Кстати, и Лавриновичу подарок. Теперь этот Рыжий будет как шелковый.
— Значит, так, — начал вор. — Этого человека подвел мне Старый. Есть у нас такой человек, он в авторитете, хоть и давно в завязке. В пивной подвел. И говорит: вот человек, у него к тебе дело, вы говорите, а я, мол, в ваши дела не суюсь. И ушел. А тот, значит, мне и предлагает.
— Стоп. Что за человек?
— Неблатной. Но серьезный. На делового похож. Или на барыгу.
— Дальше.
— Вот он мне и предлагает пять сотен за то, чтобы в хату эту влезть и взять бумаги.
— Что за бумаги?
— Там, говорит, лежат в коробке с орденами. И этого вот соловья дал. Он велел ничего не трогать, только бумаги взять. Сказал, когда в хате никого не будет. Я залез, и в самом деле нашел коробку с орденами, а в ней — какие-то бумаги. В конверте. Я не смотрел. Взял, закрыл все и ушел.
— Как с человеком связался?
— Он сам меня нашел. Да и что меня искать? Я всегда в пивной. Отдал ему бумаги. И соловья этого отдал. Он мне деньги. А тут ко мне подошли ребята, я их тут же повез угощать в «Метрополь». А потом мы прямо из кабака в Коломну поехали.
— Как же ты второй раз туда попал? — подал голос Лавринович. — Ты же сказал, что отдал отмычку.
— Дак я ее срисовал. А я же в ФЗУ на слесаря учился. И в зоне работал слесарем. Что мне стоило ее выточить? Так вот я сделал себе эту железяку и снова туда наведался. Дорога-то знакомая. Сам дурак. Говорили мне умные люди на зоне — два раза в одно место не ходят. Потом мы еще в Коломне одну квартиру подняли. Этот соловей — хорошая штука. Все, что угодно, отпирает. Так вот, там в Коломне и гуляли. Да вот деньги кончились, я с орденами сюда приехал.
— Как выглядит тот человек, которому ты бумаги отдал?
— Усы такие пышные. Как у Сталина. А еще огромный шрам на щеке.
Все. С концами. Маскировка примитивная, но очень эффектная. Не профессионал всегда обратит внимание на яркие приметы, а остальное не заметит. А всю эту бутафорию можно в любой подворотне содрать за две секунды.
— Кажется, парень, ты в рубашке родился. Ладно, старший лейтенант, можно его уводить.
Когда дверь за Рыжим закрылась, Мельников повернулся к Лавриновичу:
— Кто, кстати, этот Старый?
— Есть у нас такой персонаж. Я его знаю по тем временам, когда был участковым. Старый вор. Но ни в чем последнее время не замечен.
— Но он-то мог быть и ни при чем. Хотя найти его надо.
— Не получится. Неделю назад его в Филевском парке нашли. Утонул в пруду в пьяном виде.
— Дела. Ну вот, милиции еще одну кражу раскрыл.
— Это не нам, но все равно спасибо. А этого Рыжего я потрясу. Может, он мне еще какие подвиги свои поведает. Нет, ловко же вы про Берию. Меня аж мороз по коже продрал.