Золотая гондола
Шрифт:
– Вздор! – отрезал сэр Харвей. – Единственное, что здесь имеет значение и что может принести нам удачу – решительность и настойчивое стремление к раз и навсегда определенной цели. Если бы все дело было в везении, то можно ли было придумать что-нибудь лучшее, чем свести вас с ним подобным образом?
– Вы знали о том, что он собирался прийти сюда? – спросила Паолина.
Сэр Харвей улыбнулся.
– Камердинер графа сообщил Альберто, что граф договорился встретиться сегодня в полдень с французским послом, а французский посол, как всем известно, при случае
– Значит, дело было не в везении, а в простом расчете, – заметила Паолина.
– В этом главным образом и состоит секрет удачи, – ответил сэр Харвей. – Точный расчет, способность предвидеть события и инстинкт игрока, умеющего ловить удачу.
Паолина вздохнула.
– Мне бы хотелось только, – произнесла она тихо, – чтобы вы не играли со мною.
– В том, что касается вас, я действую наверняка, – успокоил ее сэр Харвей. – Как бы там ни было, граф на редкость симпатичный молодой человек. Не сомневаюсь, что вы будете с ним счастливы.
Паолина вздрогнула.
– Прошу вас, не надо говорить об этом так, словно все уже решено, – взмолилась она. – Это меня пугает.
Она быстро поднялась с места.
– Давайте лучше вернемся к шатрам. Я не знаю, что вы еще затеваете, но там мне будет спокойнее.
Сэр Харвей рассмеялся в ответ, но позволил ей вернуться обратно на Пьяцетта, туда, где царили шум и праздничное веселье. Какая-то цыганка, в маске, как и все, но одетая в традиционные для ее народа красную юбку и бархатный жакет с вышивкой, остановила Паолину.
– Разрешите мне погадать вам, прелестная синьорита, – обратилась она к девушке. – Позолотите ручку, и я открою вам все, что готовит вам будущее.
– Как раз это мне действительно хотелось бы знать, – произнесла Паолина, не задумываясь.
Она только хотела пошутить, но сэр Харвей принял ее слова всерьез и, вытащив из кармана несколько монет, дал их цыганке.
– Расскажи нам, что ты видишь, – попросил он ее.
– Не думаю, что я на самом деле желала бы это знать, – произнесла Паолина неуверенно.
– Слишком поздно, – отозвался сэр Харвей, а цыганка тем временем коснулась маленькой белой руки Паолины своими смуглыми пальцами и сказала:
– Не беспокойтесь, юная синьорина. Ваша рука сулит вам удачу. Вам ничто не грозит, хотя вы окружены опасностями и иногда призраки внушают вам страх.
– Это правда, – согласилась Паолина, вспомнив о герцоге и о тех мгновениях безотчетного ужаса, которые ей пришлось пережить до того, как появился сэр Харвей и спас ее.
– А что ты предвидишь в будущем? – спросил сэр Харвей.
– Я вижу, как прелестная синьорина следует против своей воли по пути, который был определен для нее. Я вижу сверкание драгоценностей, неисчислимые богатства и между ними и ею – разбитое сердце.
Цыганка говорила тихо, почти шепотом.
– Разбитое сердце, – повторила она. – Но все будет улажено. Да, все будет улажено, но только ценою насилия и пролития крови.
Паолина отдернула руку.
– Ох, не надо продолжать! –
– Не бойтесь, – отозвалась цыганка. – Вы родились под счастливой звездой. Круг, в котором вы стоите, заколдован. Вы будете в безопасности.
– Когда кругом происходит такое? – спросила Паолина резко. – Я сильно в этом сомневаюсь.
Она нащупала рядом руку сэра Харвея.
– Уведите меня отсюда, – попросила она его. – Лучше бы мы не слушали эту женщину.
– Все это пустая болтовня! – воскликнул сэр Харвей. – Вам не стоит верить ни единому слову. Она говорит то же самое всем остальным.
Они быстро отошли в сторону, но Паолина, не удержавшись, обернулась и снова взглянула на цыганку. Эта женщина, как ей показалось, обликом очень напоминала ведьму. Она была старой и морщинистой, кожа ее почти почернела от солнца, а голос ее, как у всех цыган, без сомнения, обладал особой проникновенной силой. В ее манере говорить было что-то сверхъестественное, даже жутковатое, и все, сказанное ею, было очень похоже на правду.
– Вы уверены, что все это было просто пустой болтовней? – спросила она сэра Харвея.
– Сплошная ложь от начала до конца, я совершенно в этом убежден, – ответил он. – Если полдюжины других женщин подойдут к ней, чтобы погадать по руке, она предскажет им почти то же самое будущее.
– Ее слова звучали... так правдоподобно, – запинаясь выговорила Паолина.
– Забудьте об этом, – приказал сэр Харвей.
Они растворились в толпе, остановившись по пути у шатра, где можно было купить кружево тончайшей работы, с трудом пробрались мимо танцоров из балетной труппы, бросавших в толпу розы, за которыми следовало несколько нарядно одетых кавалеров, декламировавших сонеты, сочиненные ими в честь прима-балерины.
– Не правда ли, все это похоже на безумие? – заметила Паолина.
– Мне это напоминает детский праздник, – ответил сэр Харвей. – Но таковы уж венецианцы – словно дети, которые стремятся проводить все свое время в развлечениях. Вот почему они постепенно теряют свои позиции в торговле и свой престиж.
Тон его был серьезным, и Паолина удивленно взглянула на него.
– Будь я на месте дожа, я бы запретил карнавалы, кроме, быть может, одной недели в году, и заставил бы людей работать. Их величие и слава уже клонятся к закату, и через несколько лет от них останется одно воспоминание.
– Вряд ли Венеция когда-нибудь перестанет быть тем, чем она является сейчас – самым прекрасным местом на свете, – сказала Паолина.
Сэр Харвей окинул взглядом голубую гладь лагуны.
– Интересно, каким станет этот город в будущем, – произнес он задумчиво. – Венецианцы, по-видимому, не понимают того, что именно их корабли и их торговые связи принесли им богатство, которым и оплачено все это великолепие.
Он вдруг прервался и вызвал их гондолу.
– Не будем слишком серьезными, – продолжал он. – Мы здесь на карнавале, так что будем смеяться и веселиться вместе со всеми и готовиться к сегодняшнему вечеру.