Золотая корифена
Шрифт:
Нырнув на несколько метров в глубину, я схватился рукой за широкий скользкий стебель и осмотрелся. Слегка колеблющиеся стебли уходили в глубину. Словно диковинные гигантские перья неизвестной птицы, они легкими лентами поднимались снизу и круто изгибались у самой поверхности воды. Выло часа четыре дня, и солнце еще высоко стояло на небе, но в воде был приятный зеленоватый полумрак. Лишь кое-где солнечные лучи сверкающими клинками вонзались между стеблями макроцистис в воду. В них, словно плыли в воздухе или как комары над болотом в теплый день, толклись тысячи мелких рыбьих мальков. Какие-то рачки, золотисто-розовые, усатые и очень подвижные, прыжками проскакивали через солнечные лучи. Эти рачки, наверно, очень боялись яркого света, и вместе с тем он все время влек их, притягивал. И рачки вновь и вновь совершали скачки в солнечных лучах, а потом испуганно шныряли под защиту широких, бахромчатых по краю стеблей. Вынырнув, я отдышался
Заглянуть бы туда, чуть поглубже. Набрав в легкие воздуха, я ныряю. Вода не пускает меня вниз, выталкивает. В ушах больно, вода с тонким, пронзительным звоном давит на перепонки. Водоросли отвесно опускаются в густо-зеленую темень. Холодный ток воды омывает тело. Делаю глотательное движение, звон стихает. Зацепившись руками за водоросли, я на несколько секунд замираю. Там, внизу, мелькают какие-то тени, неясные, бесформенные пятна. Мне кажется, что из-за каждого стебля смотрят на меня чьи-то внимательные недружелюбные глаза. Становится жутко. Я разжимаю руки и пробкой выскакиваю на поверхность. К солнцу, к порядком надоевшим, но таким дружелюбным физиономиям приятелей-корифенцев.
— …Петя, заводи… попробуем протолкнуться… на более чистое место.
Петя крутнул ручку раз, другой, двигатель выплюнул через трубку охлаждения воду, и «Корифена» заскользила над водорослями. Нет, конечно же, ни слизь, ни сами водоросли нам помешать не могут. Правда, бывает, что крепкие стебли так наматываются на винт судна, что приходится спускать под воду человека, чтобы снимать их. Но ведь у нас не винт, винтик. И широкие водоросли никак не могут зацепиться за его блестящие лопасти.
— Ладно. Хватит. Глуши…
Здесь, под нами, водоросли более разрежены. А вот и целое окно. Под самым килем «Корифены» проскальзывает косячок рыбы. Наверно, отоперки. Такой некрупной, очень вкусной, если ее зажарить с мукой, рыбки. Кок нам часто жарил отоперку. И еще красных; очень похожих на обыкновенных пескарей барабулек. Помню, как, повесив на шеи полотенца, чтобы утирать пот, мы трудились над мисками, наполненными хрустящими золотистыми рыбками.
— Ну что ж. Попробуем… — Корин опустил в воду крючок с кусочком мяса «беззубки», и грузик, быстро разматывая лесу со спиннинговой катушки, утягивает приманку вниз.
Через секунду от резкого рывка удилище круто изогнулось, звонко затрещал тормоз катушки. Стась резко подсек и, крепко стискивая в руках удилище, начал наматывать лесу на барабан катушки. Мы с интересом смотрели в воду: что там? Кто соблазнился нежным, душистым мясом «беззубки»? Может, мой знакомый полосатый мероу? Нет, навряд ли. Тот бы сразу и леску порвал, и удилище переломил пополам. Ага, что-то показалось. В прозрачной воде уже на глубине метров в восемь видно, как мечется рыба. На вид она совсем небольшая, может, немного больше полуметра, но сопротивляется она отчаянно. Широко растопырив свои плавники, рыба словно цепляется за воду. Она все время норовит шмыгнуть в заросли макроцистис, но до водорослей уже далеко, а поверхность воды и лодки с рыболовом близко.
— Aп! — выдохнул Корин и резко рванул удилище на себя; рыбина выскочила из воды и, описав в воздухе полукривую, шлепнулась в лодку.
— Осторожнее, ато сом! — Я отскочил, корифенцы последовали моему примеру. Ну конечно же, это колючий морской сом, его фотографии я видел на берегу, в музее. Хватая широко раскрытым ртом воздух, сом ожесточенно стучал своим темным, глубоко вырезанным хвостовым плавником по брезентовому тюку и производил страшные, похожие на хрюканье звуки… С мясистого подбородка рыбы свешивались тонкие розовые "усы".
— Что ты нашел в нем опасного? — Стась отложил в сторону удилище и наступил ногой на скользкий хвост рыбы. В то же мгновение тело рыбы резко изогнулось, и возле большого пальца ноги Корина в деревянную рейку вонзился шип. Он так глубоко завяз в дереве, что сом не мог его вынуть. Через несколько минут по телу рыбы пробежала легкая дрожь. Сом замер.
— Зазубренные шипы в спинном и грудных плавничках, видите? — сказал я, осторожно взяв рыбу в руки. Три костяных зазубренных колючки… а тут нот дырочки у основания грудных плавничков — это отверстия ядовитых желез. Яд очень маленькими дозами вытекает из них и все время увлажняет слизь па колючках. Стоит задеть за шип рукой или ногой — и яд через рваную царапину попадет в кровь. Он очень и очень опасен, этот «ихтиояд». Человек, оцарапанный или уколотый шипом морского сома, испытывает мучительную боль в суставах, мышцах и даже после выздоровления длительное время чувствует слабость, недомогание.
— Ах ты пакость! — воскликнул с искренним негодованием Корин. — Чуть мне ногу не пропорол! Я не хочу "даже после выздоровления чувствовать слабость и недомогание!"
Корин схватил рыбу с намерением швырнуть в воду, но я удержал его: в коллекциях нашего музея еще не было таких прекрасных экземпляров. Из него получится отличное чучело. Пускай стоит за стеклом шкафа и топорщит свои костяные шипы…
— Подожди, Коля, — остановил меня Валентин, когда я заворачивал сома марлей, перед тем как опустить его в бидон с формалином, — ведь я такого еще не рисовал. Подожди полчасика, набросок сделаю.
Валентин достал лист бумаги и карандаш. Рисовал оп быстро. Через несколько минут на ватмане уже появились точные контуры рыбы. Его большая, покрытая крепчайшим панцирем голова, чуть шероховатая, отливающая красивым темно-синим цветом. От африканских рыбаков нам приходилось слышать, что, когда самки этих рыб мечут икру, сомы отчаянно дерутся. Возможно, поэтому природа и защитила головы их костяными панцирями. Иначе сомы перебили бы друг друга своими колючками.
Вскоре Стась поймал еще одну рыбину. Длинную, серебристо-фиолетовую. Это был снек. Рыба с очень вкусным, жирным мясом. Помахав еще немного спиннингом, Корин с видом хорошо поработавшего человека повалился на брезент, разостланный в корме.
— Чудаки, — послышался его голос, — один коллекцию собирает, другой рисует… А к чему, спрашивается? Впереди рифы, парни. И кто знает, чем все это кончится. Правда, Петя?
Петя не ответил, сделав вид, что не слышал Корина. Или был очень увлечен: чистил ветошью двигатель "Корифены".
…Под вечер, перед самым закатом солнца, мы познакомились еще с одним неприятным обитателем этих мест. Ветер совершенно стих. Еще минут десять — двадцать — и на залив опустится ночь. Я сидел на кормовой банке и копался во внутренностях снека. Бросив икру в воду, взглянул вниз: к погружающейся икре, стремительно извиваясь, плыла змея. Правда, небольшая, как некрупный уж. Но все же самая настоящая змея. Ее головка с черными точками глаз гордо держалась на изящно изогнутой шее. Туловище, как железнодорожный шлагбаум, было разрисовано светло-желтыми и темно-коричневыми полосами. Примерно с середины тело переходило в сплюснутый хвост. Подплыв поближе, змея схватила икру и начала ее заглатывать. При этом рот ее так раскрывался, что мне показалось, будто нижняя челюсть оторвалась от черепа. Но по-видимому, у морских змей, так же как и у сухопутных, челюстные кости не соединяются «наглухо» с черепными. И поэтому змеи могут так легко заглатывать весьма крупных животных: питон не подавится хрюшкой весом в полсотни килограммов, уж — птенцом или лягушкой, а вот морская змея сейчас на моих глазах превосходно управляется с рыбьей икрой, которая раза в три больше ее головы. Да, кусок не застрял в ее горле: оттопыривая кожу бугром, он проскользнул в змеиный живот. Немного отяжелев, змея, как бы облизывая губы, высунула черный подвижный язык, быстро поворачивая голову, окинула взглядом воду, нет ли чего еще. Я, чуть не падая из лодки, попытался поймать ее сачком. Нет. Не получилось! От испуга и неожиданности змея выскочила из воды, нырнула, а потом, выплыв на расстоянии метров шести от лодки, извиваясь, быстро заскользила прочь.