Золотая корифена
Шрифт:
Костер догорал. Острием копья я поворошил угли и подбросил еще несколько обломков сухих досок, найденных днем на берегу и принесенных к костру запасливым Скачковым. Пора было будить Корина. Несколько минут я любовался могучей фигурой и спокойно вздымающейся грудью. А потом бамбуковым древком начал щекотать его голые пятки: хватит спать, просыпайся…
глава VIII
Предательство. — Лагерь снимается; прощай, — "Корифена"! — Идем вдоль Африки, — Обед из мидий. — К обитателям голубой лагуны, — Прыгаем по камням. — Фляга с формалином и я. — Вдоль мангровы. — Черная вода, — Ночь на дереве
День на африканском берегу начался для корифенцев с неприятностей. Мы завтракали
Бенка отбросил в сторону орех, оглядел нас, потом посмотрел на пищащих мартышек и пулей взлетел на пальму. Раскачавшись на ветке, он перепрыгнул на другую, потом на третью пальму, а затем еще прыжок — и наш Бенка очутился в кругу себе подобных… Ну и гвалт же подняли они! Мартышки буквально взбесились. Они носились по дереву вверх-вниз, болтались на руках и ногах, повисали на хвостах и со всех сторон рассматривали нашего очумевшего от такой встречи Бенку. Он вертел во все стороны головой, зажимал уши ладошками и скалил зубы. Не то огрызался, не то смеялся. А мартышки что-то верещали, что-то объясняли ему, уговаривали его. Особенно старалась одна стройная длиннохвостая мартышечка. Она тоненько, возбужденно попискивала и осторожно, пожалуй, ласково дотрагивалась своей человеческой лапкой до Бенкиного носа, ушей, головы. И тот от удовольствия жмурил глаза…
— Уведут парня, — озабоченно сказал Петр и, сняв с головы свою просоленную морскими ветрами фуражку, показал ее Бенке. — Хеллоу, Бенка… на!..
Бенка, как любой юнга, очень любил морские фуражки. Особенно фуражку Пети Скачкова. Высшим удовольствием для него было играть с ней. То нахлобучивать себе ее на голову, то вообще прятаться под фуражкой. Нерешительно взглянув на изящную мартышечку, он соскочил с пальмы и взял фуражку.
— Держи!.. — воскликнул Петр. Мне удалось схватить Бенку за хвост, но тот огрызнулся и вцепился мне в палец зубами. Брызнула кровь, я разжал пальцы и Бенка одним духом взлетел на пальму в общество визжавших от страха и восторга мартышек. Там он уселся на ветку, прислонился спиной к стволу и гордо нахлобучил фуражку себе на голову. Это ничего, что из-под нее торчали лишь задние ноги и хвост. Бенка, по-видимому, считал, что она ему в самый раз. Мартышки онемели от удивления. А шустрая самочка тоненько, радостно пискнула и тоже влезла под фуражку. Потом Бенка скинул с себя фуражку и отдал ее стройной обезьянке. Мартышка зажала ее в зубах, прыгнула на одну ветку, потом на другую… затем на соседнее дерево, метнулась в кустарник. Бенка и все мартышки последовали за ней. Еще с минуту мы слышали их возбужденное стрекотание, потом шум прибоя заглушил звуки леса.
— Плакали, Коля, твои денежки, — сказал Стась, разгрызая клешню краба, — лучше бы ты купил звонкую дакарскую посуду или нож «Джага». Знаешь, такой; нажмешь на кнопку — и лезвие — вжик! — выскакивает из рукоятки.
Я промолчал. Было немножко грустно, а вместе с тем очень легко и как-то светло на душе… Ах, Бенка, Бенка… Счастливо тебе, старина, наш забавный юнга. Счастливо, тебе!
Все вещи мы сложили невдалеке от «Корифены» под пальмами. Потом немного постояли возле сиротливо лежащей на боку лодки. И пошли прочь. Мы еще долго оглядывались, как будто оставляли здесь на берегу нечто очень дорогое для себя. Да, потери: лодка и Бенка, Но что поделаешь: главное, что мы живы… Это главное. А приключений без потерь не бывает. Прощай, «Кори-фена», прощай, Бенка!..
На мыске мы в последний раз оглянулись и зашагали дальше. Впереди Валентин с копьем, за ним Стась и Петр с трубкой во рту. Последним вышагиваю я. На шее болтается маска с трубкой, а в руке я тащу свой бидон с формалином и всякой коллекционной мелочью. Ребята советовали бросить его, но я пожалел: бутылка с усоногими рачками, забавные рыбешки, медузы, краб, раковины… нет,
Мы идем по песку, по самой кромке прилива. Песок здесь прохладен и, главное, тверд. Мы идем по песку, а рядом с нами вышагивают длинные черные тени. Они такие большие и солидные, что и мы кажемся себе очень большими. С тенями путешествовать как-то интереснее и, пожалуй, спокойнее: они шагают все время рядом.
Накатные волны становятся сильнее, круче. Чайки носятся над их гребнями и падают в пену: рыбку ловят… А я все время отстаю. То раковину новую замечу в песке, то рыбешку, выброшенную волной, или веточку коралла, большущего колючего морского ежа или голотурию, похожую на оранжевый огурец. Валька сердито покрикивает на меня и даже угрожающе помахивает копьем. А чего махать-то? Успеем… Теперь-то мы на суше. И ничего с нами не случится… Ах, как хочется добежать вон до тех кустиков! Они как пламенем охвачены, цветут алыми и оранжевыми цветами. А над кустом порхает большущая, с крыльями, каждое в ладонь, бабочка. Крылья совершенно изумрудные. Когда бабочка взмахивает ими, кажется, что два сверкающих зеленым пламенем зеркальца то закрываются, то открываются…
— Леднев! Какого черта!.. — волнуется Валентин.
Подхватив бидон, я спешу за отрядом. Бегут как па пожар. Как будто в Африке они бывают каждый день… ах, какая бабочка! Я давно мечтаю о такой… О чудесной тропической бабочке, купленной не в иностранном порту в магазине редкостей, а пойманной самим.
— Ладно… потом поймаем, — утешает меня Петр, — давай твою проклятую флягу…
Отлив. В маленьких каменистых лужицах, в скользких, поросших водорослями бассейнах кипит жизнь. Множество игластых морских ежей, окрашенных в черно-фиолетовый цвет, группками скопились в прозрачных соленых озерах. Тут же мелкие и крупные звезды. Красные, оранжевые, с синими полосками и крапинками, Звезд так много, словно сыпались они ночью с неба, остывали и вот теперь тысячами разбросаны по всему берегу. А вот какая-то новая звезда: желто-восковая, пупырчатая и совершенно твердая. Опустив звезду в прозрачную лужицу, я ложусь животом на мокрый песок и вижу; снизу, из-под лучей, высовывается множество маленьких, почти прозрачных с нашлепками на концах ножек. Один из лучей вдруг приподнялся, и множество ножек потащили звезду под обломок кораллового рифа… Стоп, стоп… нечего тебе там делать, восковая звезда, а ну-ка, Петя, где ты там? Открывай крышку… поедешь ты, звезда, в музей… Нечего без толку ползать по берегу.
С больших валунов, виднеющихся на берегу, наблюдают за нами любопытные глаза ящериц. Завидев нас, они угрожающе приподнимаются на лапках, раздувают горло и быстро-быстро высовывают изо ртов черные язычки. Ящерицы очень пугливы и весьма любопытны. Вот одна соскочила с камня и, оставляя на песке цепочку маленьких следов, побежала, таясь за камнями, вслед за нами: люди… такое здесь встречается не часто.
Потом мы видим птицу. У птицы маленькая лысая голова с голой шеей и тонкий крючковатый нос. Птица сидит на песке и расклевывает выброшенную на песок водой тухлую рыбину. При нашем приближении птица неохотно расправляет крылья. Стоит так несколько мгновений, крутит головой, а потом, разбежавшись, взлетает.
Становится жарко. Тени укорачиваются. Солнце ожесточенно поливает нас своими лучами. Хорошо, Хоть ветер с моря. Он немного остужает тела, высушивает пот, взбадривает. Но все же тяжело. Пора бы и отдохнуть. Валентин смотрит на часы и машет рукой: привал!.. Фу… вот и отлично. Гуськом мы уходим под пальмы, расстилаем на песке брезент, и Валентин приказывает:
— Коля… — организуй орешков.
Легко сказать «организуй». Ребята думают, что если я вчера взобрался на пальму, то для меня это дело легкое, привычное. Конечно, я любил в детстве лазать по деревьям, но это было так давно. Однако не возражаю: все равно ведь кому-то лезть надо. Стась опускается на корточки, я становлюсь ему на плечи, и Стась поднимает меня. Теперь еще два метра — и вот они, орехи…