Золотая маска
Шрифт:
— Каро, выпустите меня, — тихо попросил он.
В ответ она лишь крепче обняла его. Чтобы не причинить ей неудобства, Доминику пришлось присесть на край кровати.
Пришлось разбудить ее — иначе он вынужден был бы до утра просидеть в крайне неудобной позе. Он улыбнулся, представив, как возмутится Каро, когда поймет, что он отнес ее в спальню на руках. Соблазн остаться с ней был велик, но Доминику не хотелось еще больше запутывать собственное положение. И все же его так и подмывало сбросить сапоги, лечь рядом с ней и замереть,
— Каро, проснитесь! — ворчливо произнес он.
Ее чистый лоб прорезала едва заметная морщина; она мило наморщила носик и медленно раскрыла заспанные глаза цвета морской волны:
— Доминик?
Он насмешливо поднял брови:
— А вы ожидали увидеть кого-то другого?
Каро нахмурилась. Судя по горящим свечам и по тому, что в доме очень тихо, сейчас, наверное, уже глубокая ночь… Что делает Доминик в ее спальне? Более того, как она сама очутилась у себя, наверху? Последнее, что запомнилось, — она сидела у камина в библиотеке и читала книгу…
Доминик поспешил развеять ее сомнения:
— Вы заснули, и я отнес вас в кровать.
Возможно, но… что он до сих пор делает в ее комнате? И почему она так крепко обнимает его за шею, а его лицо так близко?
Она медленно разомкнула объятия, хотя не убрала руки с его плеч.
— Вы… очень добры ко мне.
Он натянуто улыбнулся:
— По-моему, мы с вами уже поняли, что доброта не мое главное достоинство.
Каро не согласилась с ним. Раз за разом Доминик выручал ее из опасностей, о существовании которых она даже не подозревала, когда убежала из Гэмпшира и предвкушала, как ей казалось, чудесных приключений!
Она бежала, бросив сестер и знакомую, привычную жизнь…
Правда, родной дом сразу напомнил о себе, когда Каро увидела в парке девушку, похожую на Элизабет. И пусть на самом деле она видела вовсе не свою младшую сестру, знакомые черты, а позже шахматная партия с Домиником породили в ней тоску по дому. Оставшись одна, Каро загрустила и по родительскому дому, и по самым близким людям.
Увидев, как омрачилось ее выразительное личико, Доминик нахмурился.
— Симпсон предположил, что вы… были чем-то расстроены, пока меня не было?
Она наконец отстранилась от него и отбросила со лба несколько непокорных локонов. Грусть сменилась привычным для него дерзким выражением:
— Уверяю вас, мое расстройство не было вызвано вашим отсутствием!
— Тогда чем же оно было вызвано? — Доминик немного успокоился, увидев обычную, уже ставшую привычной Каро.
Она показалась ему не столько расстроенной, сколько разгневанной, когда запальчиво спросила:
— Неужели для грусти непременно должна быть какая-то причина?
Да. Определенно! Доминик сомневался, что Каро принадлежит к числу женщин, которые плачут беспрестанно и беспричинно. Только гордость не позволяет ей открыть ему причину своих слез.
— Возможно, вы поняли, что… события последних дней гораздо
— Я поняла, что события последних дней довели бы до слез любую восприимчивую женщину, — язвительно ответила она.
Язвительно и слишком быстро, подумал Доминик. Едва ли предлог, который он сам так кстати ей подсказал, был истинной причиной огорчения Каро. Впрочем, покосившись на нее, он сразу понял, что другого объяснения ему сейчас не дождаться.
— Что ж, мне лучше уйти, а вам я желаю спокойной ночи, — с трудом проговорил он, чувствуя, что ему не хватает воздуха.
— Да, вам лучше уйти, — кивнула Каро.
Ни один из них не шевельнулся. Каро смотрела на Доминика, сидящего на краю кровати. При свечах он казался таким суровым и таким красивым! Его дикарскую красоту еще больше подчеркивал шрам на щеке.
Шрам был рваный и неровный, как будто на щеке разорвали кожу.
— Как это случилось? — спросила наконец Каро, уступая своему давнишнему желанию и легко дотрагиваясь до шрама кончиками пальцев.
Доминик дернулся, но не отстранился.
— Каро…
— Скажите, — попросила она грудным голосом.
Сжав зубы, он процедил:
— Французская сабля.
Глаза у Каро расширились, она снова перевела взгляд на шрам.
— Не похоже на чистую рану от клинка…
Доминик равнодушно пожал плечами. Ласковое прикосновение ее пальчиков к рубцу встревожило его гораздо больше, чем он ожидал… и хотел показать.
— Я сам виноват — недостаточно искусно сшил края раны!
Каро испуганно распахнула глаза:
— Вы сами зашивали себе рану?!
— Бой был страшный, много раненых, а врачи занимались тяжелоранеными и умирающими; не хотелось беспокоить их пустячным порезом.
— Но…
— Каро, уже поздно. Что вы?.. — Доминик осекся; ему показалось, будто из него выпустили весь воздух, когда Каро неожиданно села и прижалась губами к шраму на его щеке. — Что вы делаете? — Он схватил ее за руки и отстранил от себя.
Каро словно не замечала, как он разгневан. Все ее мысли были заняты его ужасной раной. Неужели он действительно собственноручно зашил ее? Наверняка он не обработал рану спиртом — не до того было… Представив, что ему пришлось пережить, она вздрогнула.
— Война — это варварство!
Доминик подавленно и горько улыбнулся:
— Как и тирания.
Каро невольно вспомнила: хотя сейчас сидящий перед ней мужчина выглядит истинным представителем столичного общества, совсем недавно он воевал, командовал солдатами, которые спасли Англию от жадных лап Наполеона.
Она снова устремила пытливый взгляд на шрам. Несомненно, он ежедневно напоминает ему о страданиях и тяготах той долгой и кровавой войны.
— Вы настоящий герой!
— Каро, не пытайтесь меня романтизировать! — Доминик вскочил с кровати и смерил ее суровым взглядом, на виске у него от напряжения забилась жилка.