Золотая невеста
Шрифт:
Найра ловко уложила её пышные кудри в нарочито небрежный узел, перевила жемчужной нитью в тон кружев. Агата терпеливо ждала завершения образа, уже готовая предстать перед гостями, но присутствие «грабителя» под кроватью действовало на нервы. Они ещё не договорили!
Наконец Найра оставила её в покое, хотела было сопроводить до бальной комнаты, но Агата взмолилась:
– Дай мне ещё чуть-чуть времени, я волнуюсь! Пожалуйста! Пару мгновений.
Не очень вежливо вытолкав Найру за дверь, Агата резко опустилась на колени, ловко собирая руками пышный подол, заглянула под кровать, твёрдо намеренная вытащить Джонни и заставить умолять о прощении.
Но её намерению не суждено было сбыться.
Глава 2
Танцуют все!
Сбежал… Нет, ну какой наглец! Агата так рассердилась, что, если бы он вернулся чудесным образом и возник посреди комнаты, она бы снова отвесила ему пощёчину. Но он просто исчез, словно и не было.
Надо будет опросить слуг, не видели ли мелькнувшую тень в чёрном… И вообще поставить слуг дежурить и следить за крышей: с такой лёгкостью, как в дом проник Джонни, сюда, выходит, мог попасть кто угодно?!
От этой мысли Агата похолодела, руки и плечи покрылись мурашками. Или её друг детства прав: надо уметь ударить кулаком любого наглеца, кто посмеет сунуться без спроса. Да, даже самого Джонотана!
Агата прошлась ещё раз по комнате, убедилась, что тут точно никого нет, выглянула за окно, вглядываясь в сплошную темноту за горящими пятнами света. В дверь настойчиво стучала Найра, требуя выйти к гостям.
Ладно, пора. Выдохнув и взявшись за двери, Агата распахнула их решительно, так что Найра, ломившаяся снаружи, едва не упала.
– Идем, я готова, – Агата невозмутимо протянула ей руку, помогая удержаться на ногах, а затем кивнула со всем достоинством и прошествовала к месту сбора гостей.
В бальном зале, пышно украшенном живыми цветами, Агата появилась впечатляюще – одетая в этот яркий, сочного алого цвета атлас. Отец точно оценил цвет платья, и теперь Агата старательно проходила между гостями, здоровалась и разговаривала с каждым, не давая ему возможности отчитать или заставить сменить наряд.
Пусть даже это и нарушение этикета. Совсем небольшое, достаточное, чтобы о ней говорили чуть больше, но недостаточное для светского скандала. Может быть, заодно ей удастся отвадить нескольких довольно неприятных потенциальных женихов, выбранных отцом: ведь красный могли носить только замужние дамы. Агате исполнилось двадцать, но с женитьбой отец словно нарочно оттягивал момент, впрочем, скорее очень тщательно выбирал – самого выгодного.
Если бы Агата могла, именно сегодня она предпочла бы эффектному появлению ночную встречу в саду с Джонотаном – и наконец-то откровенный разговор. Но она была на него слишком сердита для обстоятельного разговора и, увы, танцевала уже третий танец, стараясь незаметно вести партнера поближе к распахнутым на балкон дверям – там было больше воздуха, а от сердитого взгляда отца её оберегал полный зал кружащихся в вальсе пар.
Партнёры, как назло, поддавались, так что танцы не приносили особого удовольствия, и Агата постоянно отвлекалась на всех обладателей тёмных волос.
Она мило улыбнулась, старательно переступающему с ноги на ногу сыну бургомистра. Кириос Коллинз-младший – симпатичный, немного надменный белокурый молодой человек – прижимал её слишком крепко и, судя по тому, как он задумчиво поглядывал под ноги, считал про себя.
Насколько Агата знала, он преуспел в торговле табаком и сотрудничал с её отцом. Они несколько раз пересекались на прогулке и приёмах в доме бургомистра, но близко не общались. В целом он был неплохим вариантом, чтобы отвлечь внимание отца, если, конечно, он не рассматривал семью и имущество Коллинзов в качестве перспективного слияния семейных дел.
«Раз-два-три-два-два-три», – посчитала Агата, вздыхая, чтобы не предложить Колинзу перестать рассматривать кружево на её груди, и незаметно поглядывая по сторонам в поисках следующего кавалера, когда в повороте они неожиданно столкнулись с выросшим словно из ниоткуда Джонотаном.
– Кирия, кириос… – он вежливо кивнул, не двигаясь с места, из-за чего им тоже пришлось остановиться.
– Ищете кого-то? – Агата вскинула брови, мечтая, чтобы сын бургомистра немного ослабил хватку: отбиваться было бы глупо, но Джонотан явно веселился, наблюдая за тем, как она пытается немного отодвинуться.
– О нет, кирия, наслаждаюсь, – он отвесил изящный поклон. – Всегда приятно побывать в столь блистательном обществе. Вы позволите, кириос?
И когда Агата уже задумалась о том, чтобы вложить свою руку в ладонь Джонотана (и заодно высказать ему всё, что накипело), тот издевательски кивнул ей и указал Коллинзу на двери комнаты, где мужчины курили сигары:
– Сожалею, что приходится вас прерывать, но дела…
– Конечно-конечно, капитан, – кириос склонился над её рукой в поспешном поцелуе. – Кирия… Агата, прошу меня извинить, но это и правда не терпит отлагательств. Капитана очень сложно застать в наших краях.
Агата замерла практически посреди зала, из последних сил сохраняя невозмутимое выражение лица. Да какого… морского дьявола он смеет сначала залезать к ней в спальню, а потом делать вид, что пришёл сюда по делам! Посмотрите на него – теперь он благородный кириос, занятый Очень Важными Делами.
Агата чувствовала, что так и пышет жаром от возмущения, и поэтому на следующего кавалера, пригласившего на танец, старалась не смотреть – не дай боги испепелит на месте.
– Позволите перехватить вашу даму, кириос, – внезапно прозвучал бас отца за её спиной, и сердце Агаты предательски ёкнуло.
– Конечно, – юноша столь поспешно передал её руку, что Агате нестерпимо захотелось сбежать.
К сожалению, кириос ди Эмери явно был настроен на разговор, раз уж даже решился едва ли не впервые за много лет потанцевать с дочерью.
– С днём рождения, Агата, – отец благодушно улыбался, но улыбка не могла её обмануть, слишком хорошо она знала этот пристальный тяжёлый взгляд.
Против воли захотелось распрямить и без того выпрямленную спину и поднять подбородок повыше.
– Спасибо, отец, – коротко ответила она, напоминая себе, что она уже не маленькая девочка, стремящаяся получить расположение и ласку отца, и всё равно радуясь, что в танце смотреть в глаза было скорее дурным тоном.