Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
Я снова усмехнулся. Нет, все-таки Венера – странная планета. Необычная. Еще не став государством, правящие ею «венерианские стервы» уже одерживали победы над врагами-мужчинами. И все потомки доньи Алисии, все наши королевы, унаследовали это качество – побеждать без войн. В этом сила Веласкесов.
– Первоначально там было два отделения, для девочек и общее. Девочек брали мало и охраняли они лишь саму принцессу, а затем ее дочь. Общее же готовило самых обычных телохранителей, с обычными инструкторами по обычным программам. И так до самого восстания.
После же провозглашения донной Аделлиной, ее дочерью, независимости, «школа» была переформирована в «корпус», да еще
Но на тот момент основополагающие традиции уже были заложены «школой», все, что имеем сейчас – результат ее выживания и становления. Разница лишь в том, что их было не более трех десятков, нас же – более трех сотен.
– Как видишь, своему рождению мы обязаны мужчине, и то, что он заложил в нас, позволило пережить многие беды и неприятности. Позволило остаться на плаву, не сгинуть в веках. Какие есть вопросы?
Я задумался. Вводная часть окончена, настало время собственно собеседования. А вопросы у меня имелись, и немало.
– Правда ли, что у вас гибнет до половины воспитанниц, если не больше?
Сеньора усмехнулась и покачала головой.– Утка. Да, гибнут, бывает. Но в основном из-за неосторожности, тупости или излишнего бахвальства. То есть, гибнут дуры, которых психологическая служба не смогла отсеять и которым, в общем, среди нас не место.
Мы стараемся как можно больше отсеять сразу, в несколько этапов, – как бы извиняясь, сказала она. – До девяноста процентов, может больше. Но некоторые психологически негодные все же проскакивают – идеальных методик не существует. Зато те, кто остается – с нами до конца, одни из нас, а мы не разбрасываемся бойцами!
– А Полигон? – возразил я.
– О, Полигон! – Сеньора воздела глаза к небу. – Не путай, Полигон – это испытание на прочность! Проверка, как ты училась, что можешь! Он одним фактом своего присутствия объясняет тем, кто относится к дисциплинам без должного уважения: от того, что они сейчас усвоят, будет зависеть, сдохнут они, или же будут жить дальше.
Там гибнут, да, но это – оправданные потери, заложенные изначально в саму идею корпуса. Прошедшие его девочки учатся еще два года, но при этом уже знают, что их ждет, знают, как и к чему готовиться, и на что обращать особое внимание. Ты можешь филонить в школе или универе, но здесь лень и невнимательность – сестры слова «самоубийство». Это главная идея Полигона и от нее корпус никогда не откажется, каковы бы ни были на нем потери.
– Понятно, но зачем тогда эта утка вообще? Что гибнет до половины воспитанниц еще до него? Какой в ней смысл?
Сеньора подалась вперед.– Чтобы те, кто идет к нам из приютов, кто собирается сдавать тесты и мечтает стать хранителем, чтобы все эти девочки знали – они могут умереть!
Пауза.– Это важно, Хуан Шимановский, знать, что смерть рядом, – усмехнулась она мне в лицо, глаза ее сверкнули. – Далеко не все выдерживают это осознание. Ради них, тех, кто не выдержит, и вбрасывается эта утка, и поддерживается из года в год. Чтобы выявить их на ранней стадии, пока можно просто взять и отправить их назад в приют. Им не место среди нас!
– Ты готов умереть? В любой момент, хоть прямо сейчас? – задала она вопрос в лоб.
Я опустил глаза в столешницу. К такому повороту и к такому вопросу готов не был.
– Не торопись отвечать, мальчик, подумай. Я не тороплю. Это важный, САМЫЙ важный вопрос, от которого зависит, возьмем ли мы тебя. В армии, в бою, у тебя есть возможность спастись. Уйти с линии огня, отступить, пригнуться. Там идет твой спор с судьбой, и даже в безнадежной ситуации есть вероятность, что ты выживешь. У нас этой вероятности нет. Ты видишь перед собой дуло вражеской винтовки, но ты не можешь отклониться от выстрела. Потому, что сзади человек, которого ты ПОКЛЯЛСЯ защищать, ПОКЛЯЛСЯ умереть вместо него, и теперь ОБЯЗАН сделать это!
Посиди, подумай, Хуан. И не смей врать, ни себе, ни тем более мне – я пойму ложь. Сможешь ли ты умереть, зная, что можешь спастись? Сможешь ли не уйти в сторону?
Да, у нас неприкосновенность. Да, мы получаем поболее высокооплачиваемых менеджеров и специалистов. Да, у нас сумасшедшие льготы и личная вассальная клятва…
…НО ВСЕ ЭТО НЕ ДАЕТСЯ ПРОСТО ТАК, Хуан. Всему своя цена. Я сидел, думал. Сеньора не торопила, показно занимаясь своими делами, словно забыв о моем существовании. Она задала главный вопрос, самый главный в моей жизни. И я не могу соврать, даже самому себе, но совсем не потому, что она это поймет. В этот момент все школьные разборки померкли, ушли на второй план. Кампос? Кто такой Кампос? Бандюк с замашками интеллигента! Отброс общества! Сейчас речь шла о куда более важном, чем он. Даже о более важном, чем девочка Бэль и отношения с нею. Меня возьмут, я почувствовал это по настроению сеньоры. Она определенно хочет взять меня. Но вот подойду ли я им? Я закрыл глаза и увидел перед собой ее величество. Она смотрела на меня с нежностью, почти материнской заботой, ведя пальцем по фиолетовой отметине на лице.– Все в порядке?
Мой вялый ответ. И новое:– Сильно достают?
Да, достают, и сильно. Но какое дело до этого вам, ваше высокое величество? Где вы – а где мы!
– Держись, скоро легче станет. Обещаю! – и добрая обнадеживающая улыбка.
Она сдержит слово, я знаю. Ее ставленница, министр образования, будет лютовать, что-то обязательно сотворит в ближайшем будущем. Судя по глазам – обязательно сотворит. Чистка в ДБ уже началась, сети гудят об этом не умолкая, прижучили уже многих высокопоставленных отморозков. И даже Кампосов к ногтю прижали. Условный срок хоть и условный, но это – на всю жизнь, и плевать на так называемое «всесилие папочки».
Она сделает. Она может. Просто она – одна в огромном мире. А что может одна усталая женщина в стомиллионной стране, огромной космической империи, пусть даже и королева?
– Я готов, – услышал я свой голос. – Готов умереть за ее величество. Не уйду с линии огня.
Сеньора Тьерри с видимым облегчением вздохнула.– Ну, вот и славненько!
* * *
– Кстати, не думай, что времена изменились и с ними изменилась… Ну, скажем так, смертность в нашей работе. Ничего подобного! За последние десять лет погибло более шестидесяти человек. Шесть человек в год – это мало?