Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
– Не вижу проблемы в "защищаться", - ответил я.
– Зря.
– Она покачала головой.
– У тебя гормоны. А они все молодые и сексапильные. Делай поправку.
Иногда Катарина оставалась за дежурного офицера. Тогда в моей жизни наступал праздник - я ходил ночевать к ней, в их дежурную каморку. Они тайно используют одну из кладовок, оборудовав в ней нечто наподобие очень уютной лежанки, куда ходят спать, если все спокойно. Я имею в виду дежурных офицеров. Их четверо, это таинственные личности, обладающие большими полномочиями, и с ними надо дружить. И я пытаюсь. Помещения с диваном для них не предусмотрено по уставу, ибо дежурят сутками, потому эти сеньоры выкруживаются, как могут, и комнатка считается тайной, хотя о ней знают абсолютно все.
Почему так? С Катариной? В этом не обремененном моралью женском монастыре?
Потому, что с ней просто. Голый перепих, никаких обязательств, никаких чувств и эмоций. Никакой привязанности. Мне это нужно, чтобы не сойти с ума прежде, чем я разберусь, с кем тут можно мутить, чтоб не было последствий, а с кем нельзя. Ей же... Ей для того же самого. Как я выяснил из посторонних источников, ее Адальберто погиб, так и не помирившись с нею, и серьезных отношений после разрыва с ним у нее не было. Точно такие же перепихи, как со мной, на один раз. А тут я, паренек молодой и горячий, в любое угодное время...
Бэль. Эта девочка вспоминалась все реже и реже. Я начал подзабывать, как она выглядит, ее черты лица. Я уже не был уверен, что она действительно существовала, но это не пугало. Я не искал себе девочек здесь совсем не из-за нее - в конце концов, мы взрослые люди, и наши отношения не успели зайти так далеко, чтобы что-то друг другу обещать и в чем-то клясться. Я больше чем уверен, даже если она меня еще и помнит, вряд ли соблюдает целибат, особенно если учитывать ее поведение в день нашего знакомства, то зажигательное представление в воде перед первым встречным. Я все еще что-то чувствовал к ней, но понимал, что это не серьезно, у этого нет будущего. Я найду ее, позже, и стану тем самым "мальчиком на ночь", обязательно - возьму свое. Но раз будущего нет - зачем что-то строить и пыжиться? Надо жить будущим, а она, какой бы ни была, прошлое.
Если же судьба вновь выкинет фокус и приведет меня к ней, и если она до сих пор будет что-то ко мне испытывать... Я скажу судьбе "спасибо". Если же нет... Я огорчусь. Но включу свое обаяние, активирую знания, вложенные Катариной, и у нас с нею будет совсем иной разговор. Что будет после этого - ведают только Древние, отчего-то очень почитаемые здесь, в корпусе. Пока же единственное, о чем я жалел, это то, что отказался от помощи девчонок по ее поиску. Глупая ненужная сентиментальность, слабость, боязнь... Теперь уже не важно. Сейчас, безвылазно сидя на базе, я не буду их просить. Просить и брать то, что предлагают - разные вещи, а я не хочу выглядеть слабым. Будь что будет!
* * *
– Следующая картинка. Внимание!
Голос Очень Важной Сеньоры звучал ровно, четко, будто со мной разговаривает робот. Я находился в полутрансе, и окружающее воспринималось немного искаженно, через эхо. Кроме ее голоса.
На визоре передо мной завихрилась картинка со следующим заданием. Детский сад, детская площадка. Дети, девочки и мальчики, лет четырех - пяти. Сразу пошла мысленная разбивка картинки на сектора. Вот песочница, в которой играют пятеро детей. Мозг выделил примерное количество игрушек, сосчитать которые точно возможным не представлялось. Их цвета и форму, яркие пятна среди общего натюрморта. Вот зона подвижных игр - ровная площадка, покрытая специальной резиной. Дети играют в догонялки, носятся друг за другом. Память зафиксировала разбивку детей по полу и по цветам одежды. Чуть дальше качели, на которых катаются две девочки, и еще трое детей стоят рядом. А здесь куклы и велосипеды.
Картинка схлопнулась. Я закрыл глаза и произвел мысленную ревизию, удерживая в памяти все зоны картинки, мысленно раскидывая по ним детей по цветам одежды и иным броским признакам. Здесь два желтых пятна, там три фиолетовых. Здесь зеленое и два красных. Фоном в моей модели за площадкой встали два дерева и забор светло-серого цвета.
– Хуан?
– потянула сеньора. Я открыл глаза.
– Я готов.
– Хорошо. Сколько на площадке было детей в кепочках?
Снова закрыл. Мысленно пробежался по своей модели еще раз. Первое время в голове набатом гудело: "Двадцать секунд! Двадцать секунд!.." Я торопился, нервничал, и, как правило, получал в итоге удар током. Теперь сознание привыкло и больше не обращало внимание на такие вещи. "Времени всегда мало" - это тоже один из главных постулатов, который мне вбивали.
На мысленном, неосознанном счете "четырнадцать" я знал ответ и запустил тестовый режим, проверяя определенное мною количество. Вновь передо мной пронеслась вся картинка, все цветовые сполохи. Вроде несоответствий нет. Хорошо. На счете "девятнадцать" глаза мои открылись.
– Пять. В кепочках было пять детей.
– Месторасположение?
– Мальчик возле качели. Девочка в песочнице, что справа. Двое на резиновой площадке и один на заднем плане, около дерева.
Молчание. Она сверялась. На самом деле могла и не делать этого, но так положено, чтобы устранить погрешность человеческого фактора. На данном этапе обучения произвол с мотиваторами не приветствовался, это не учебка.
– Да, правильно.
– Где-то глубоко-глубоко в душе я облегченно выдохнул. Все-таки к боли нельзя привыкнуть, ее нельзя не бояться, кто бы что ни говорил. И это правильно - как только мне будет наплевать на боль, на мне можно будет ставить крест.
– Сколько из них в желтых?
– последовал ее новый вопрос. Я прикрыл глаза и вновь пробежался по модели.
– Две.
– А зеленых?
Пауза.
– Одна.
– Правильно. Можешь взять конфетку.
Про конфетку это такая шутка. Нечто из арсенала юмора их конторы. Для нее обучаемый вроде собаки академика Павлова, открывшего и научно описавшего условный рефлекс. Никакой конфетки в помине нет, разумеется, но я молчу.
– Следующая картинка.
Я прогнал из головы все лишние мысли и снова ощутил подобие транса. Визор завихрился, и передо мной предстало изображение строительной площадки. Хаотичное нагромождение различных конструкций, приспособлений и гор строительных материалов. Снующие люди в униформе, едущие по делам дроиды. Двое рабочих в сервокомплексах без шлемов, несущие на руках блок весом в пару тонн.
Через три секунды я начал раскадровку по зонам, определяемым или видом рабочих, или фоном, или тем, что они в этот момент делают. Секторов получилось пять, но один из них - те самые рабочие в сервах. Мысленный таймер отщелкунул: "Шесть", и я принялся за подробное изучение каждого из секторов, разбивая их на цвета и формы. Любой массив данных можно запомнить только так, разбивая, анализируя и нумеруя образы. "Десять секунд..."
– На последний слог ударение, Хуанито, на последний!
– возмущалась сеньора Гонзалес. Как всегда, одетая в неизменно короткую юбку, сверкающая коленками. Сегодня она надела чулки на подвязках, и это, скажу вам, что-то! Возбуждает! Но причиной шандарахнувшего меня только что удара током были, естественно, не они. А ошибка, которую я допустил. В старой школе, и даже в частной, я имел право хоть раз ошибиться. Ошибся, понял ошибку, поправился - что здесь такого? Сейчас же я этого права не имел.