Золотая половина

Нина Горланова

ЗОЛОТАЯ ПОЛОВИНА

Она рукой отделила половину золота в шкатулке, сложила ее в пакет, который закуклила в черный свитер. Еще в сумку побросала что-то и выбежала из дома, крикнув: "Уеду к маме".

– Ира, ты не понимаешь...
– кричал муж вслед.

– Малышонков, я сменю фамилию после развода! Золото твоей покойной мамы я не тронула.
– Ее взгляд режет, как меч.

Кот Бойкот смотрел на убегающую хозяйку, и казалось, что он морщит лоб от раздумий над происходящим (лоб у него полосатый): "Вот, в очередной раз убедился, что я умнее всех! Она куда-то побежала из дома, как будто бы найдет еще что-то... Я вот не ищу, я сразу нахожу, как Пикассо, о котором мои хозяева часто говорят!"

Он много раз присутствовал, кот Бойкот, при том, как они вспоминали о знакомстве... Впервые налетели друг на друга, когда бежали в экскурсионном раже по Пушкинскому музею - вдоль целой стены Пикассо. И хозяин сказал:

– Пикассо просил у пермяков минерал волконскоит - у него зеленый особый цвет, в Очере только есть - у нас. Залегает. Мы послали ему... Так что Пикассо и Урал - это почти одно и то же. У меня дядя - геолог, он и отправлял посылку в Париж.

– Через кого просил?
– уточнила Ира, уличающе-кокетливо поведя глазами.

– Через корреспондента газеты "Известия".

И еще больше у них загорелись глаза друг на друга, когда обнаружилось, что у каждого из них огромное наследство: детство. Ира в пять лет говорила матери, занявшей очередь: "Ну почему ты любишь так далеко вставать?"

– А я в третьем классе залез на шкаф, рядом с чучелом крысы. Учительница сказала: "Молодец! Тебе идет чучело".

...Ира себе диктовала: в поезд и к маме! Вдогонку за мамой, которая только вчера увезла дочку к себе на зимние каникулы. Мороз увидел Иру: какие плечи, какие губы, какая грудь!
– и полез к ней за шиворот, защипал разнузданно. Она остановилась и подняла воротник дубленки.

У ссоры есть свое поведение, точнее, сознание. Ссора вырабатывает свои собственные антитела, сопротивляется примирению людей, то есть своему собственному уничтожению.

Ира не могла успокоиться: "Он виноват, виноват... Ты кто, крутой спецназовец?
– обратилась она к мужу, хотя удалялась от него к остановке. Сколько раз я говорила, чтобы ты не спрямлял путь через дворы, особенно после зарплаты, да еще плюс тринадцатая. В общем, улетело двадцать тысяч на дозы наркоманам!"

А кто еще впятером нападает? Только они. Как Виталий рассказывал, бросились с разных сторон, один тут же сделал подсечку, а другой сел на голову - и зашарили руками... Тут она недослушала, затопала ногами с отвращением, заплевала, а Виталий подумал с испугом: "Как хорошо, что я не успел рассказать, что я закричал, как заяц: "Ребята, берите все, только не убивайте!""

В автобусе Ира увидела известного телеведущего П. Он сидел рядом с женщиной, которую называл мамой.

– Мама, вы цветы куда везете? Не важно! А положите один цветок на тротуар - в память о погибших в Чечне.
– Тут он засек Ирину: - А вы не будете возражать, если рядом с вами будет спутник, верный и мужественный? И светски дохнул перегаром ей в лицо. И снова: - Мама, так вы положите один цветок на тротуар.

Время от времени он задремывал и вдруг, как проштрафившийся часовой, резко вздергивал голову и по очереди делал два своих предложения: маме и Ире. При этом он выглядел старше их обеих, вместе взятых.

В купе Ирина увидела, что у попутчицы было выражение лица попутчицы, готовой рвануться вперед со своим рассказом о жизни. Она даже улыбнулась, сигналя о начале рассказа... А что она может рассказать-то? У нее такой узкий лоб, что на нем помещается всего одна морщина. Спасаясь, Ирина сунула сумку на антресоли купе и залезла на свою верхнюю полку. Через минуту зашли два, кажется, студента, вырабатывающие громкую жизнерадостность:

– Тогда был ритмичный медляк...

– Нет, тогда погнали уже быстряк!

Потом эти студенты, кипя, утекли - кажется, гоняться за поездными нимфами. И попутчица все же вступила:

– Молодость! Наверно, в ресторан ушли: не понимают, что нынче все риск. Не прижмется им, не сидится. В одном институте этой весной я хотела устроиться гардеробщицей... Все бегут мне навстречу, кричат: бомба, бомба заложена, кто-то позвонил. А одна студентка остановилась перед зеркалом и поправляет шапочку: так, эдак. То ли нервы крепкие, то ли красота дороже жизни.

Ирина свесилась половиной лица и сказала:

– Но ведь в Перми никакого взрыва не было.

– Неохота кому-то зачеты сдавать, вот и звонили. А вы до самой до Москвы?

– Да, и еще дальше, в Молдавию к маме.

– А я тоже дальше и тоже к маме. На могилку. Представляете, всю неделю ее видела во сне, будто она хочет что-то сказать. Мужа не взяла с собой, хоть мы и живем с ним душа в душу, но не тело в тело.

Или он первый сделает шаг к примирению, или я, думала Ира. Слово ИЛИ читается одинаково слева направо и справа налево... не все ли равно, кто первый! Эффект будет одинаковый. Самое точное слово! Нет, никогда!

А попутчица между тем продолжала свою работу попутчицы: смотрела в окно, расстегнула сумку, достала огурцы, орехи, самогон. Ира включила радио.

– В человеке все должно быть прекрасно, говорил Чехов. Псориаз нынче излечим...

Ира выключила радио.

– Так рекламируют лекарства, что хочется заболеть и попробовать, сказала попутчица.
– Давайте помянем мою маму.

Осторожная Ира отказалась. Что за странная женщина эта попутчица? В купе ездит, а хочет только гардеробщицей работать, да и еда какая-то слишком интеллигентная - орехи, курага... Последним попутчица извлекла монолит пахучего слоистого копченого сала. И Ира подумала, теряя окончательно сопротивление от голода: а может, у нее муж, как у меня отец, тоже работал в Афганистане по контракту, золота там накупил, потихоньку продают и тем живут. Сочинив такую жизнь, она резво опрокинула стопку взрывчатой самогонки и рассказала все о заразе муже, который не слушается и так и норовит ходить через дворы со второй смены, все потерять...