Золотая пряжа

Издательство АЗБУКА®

Эта книга посвящается:

Фениксу – Мэтью Каллену и его волшебникам в алфавитном порядке, Магическому букмекеру – Марку Бринну, Всевидящему Оку – Энди Кокрену, Канадцу – Дэвиду Фаулеру, Фее Марины дель Рей – Андрин Мил-Шедвиг, Укротителю магических животных – Энди Меркину.

А

Томасу Гэтгенсу, Изотте Поги и – в последнюю очередь лишь благодаря алфавитному порядку – Фрэнсис Терпак, открывшим передо мной и Джекобом сокровищницы исследовательского института Гетти.

Кукольная принцесса рожала тяжело. От ее воплей не было спасения даже в саду, где стояла Темная Фея. Каждый крик, доносившийся из дворца, подпитывал ненависть в ее сердце. Темная Фея надеялась, что Амалия умрет. Она желала этого с того самого дня, когда Кмен перед алтарем поклялся в верности Другой – хорошенькой принцессе в залитом чужой кровью подвенечном платье.

Но ведь было еще дитя, заставлявшее нежный ротик Амалии исторгать столь чудовищные звуки. Лишь колдовство Темной Феи поддерживало в нем жизнь все эти месяцы. Ребенок, которого не должно было быть.

«Ты спасешь его для меня. Обещай». Каждое их свидание начиналось с этой просьбы. Только ради ребенка Кмен и ложился в постель к Амалии. Эти ночи лишали его сил.

О, как же она кричала! Как будто младенца вырезали из нее ножом. Из ее мягкого тела, ставшего желанным только благодаря лилиям фей. Убей же ее, Принц-без-кожи. Собственно, что дает ей право называться твоей матерью? Ты бы сгнил в ее чреве, как яблоко, если бы не защитный кокон, сплетенный из чар. Сын. Темная Фея уже видела его во сне.

На этот раз Кмен не явился лично просить ее помощи. Вместо этого он подослал своего верного пса, яшмового истукана с молочными глазами. Хентцау остановился перед Феей, как всегда избегая ее взгляда.

– Повитуха сказала, что она теряет ребенка.

Зачем фея пошла за ним?

Только ради принца.

То, что сын Кмена решил появиться на свет ночью, наполняло ее сердце тихой радостью. Амалия боялась темноты. В ее спальне горело не меньше дюжины газовых ламп, их матовый свет резал глаза ее мужу.

Кмен стоял возле кровати жены. Он обернулся, когда слуга распахнул дверь перед королевской любовницей. На миг Фее показалось, что глаза Кмена вспыхнули. Любовь, надежда, страх – опасное смешение чувств в королевском сердце. Но на каменном лице не отразилось ничего. Сейчас Кмен, как никогда, походил на статую, какие устанавливало ненавистное ему людское племя в честь своих правителей.

Когда Фея приблизилась к роженице, повитуха со страху опрокинула таз с кроваво-красной жидкостью, а толпа докторов – гоилов, людей и карликов – отшатнулась. Черные сюртуки делали ученых мужей похожими скорее на стаю воронов, слетевшихся на запах смерти, чем на предвестников новой жизни.

На опухшем лице Амалии застыл ужас. Длинные ресницы вокруг фиалковых глаз слиплись от слез. Глаза, дарованные лилиями фей. Темная Фея смотрелась в них, как в воду, некогда ее породившую.

– Исчезни, – прохрипела Амалия. – Что тебе здесь нужно? Или это он послал за тобой?

Фея уже представляла себе, как потухают нежные фиалковые очи, как увядает и холодеет кожа, которой касались в ласке пальцы Кмена… Она улыбнулась и тут же отогнала сладостное видение прочь. Увы, такое невозможно, ведь тогда Другая унесет с собой ребенка.

– Я знаю, что мешает тебе разродиться, – прошептала Фея. – Ты просто боишься его увидеть. Но я не позволю принцу задохнуться в твоем смертном чреве. Скорее велю вырезать его оттуда.

Как эта кукла на нее уставилась! Чего было больше в этом взгляде – ненависти, страха или ревности? Или давали о себе знать иные, еще более ядовитые плоды любви?

Когда же Амалия наконец выдавила из себя младенца, повитуха невольно скривилась. Народ давно уже прозвал его Принцем-без-кожи, но как раз кожа стараниями Феи у него была. Твердая и гладкая, как лунный камень, и такая же прозрачная, она не скрывала ничего – ни единой пульсирующей жилки, ни единой косточки крохотного черепа, ни одной мышцы или сухожилия, ни пятнышка на глазном яблоке.

Сын Кмена был ужасен, как сама смерть. Или как ее только что народившееся дитя.

Амалия застонала и спрятала лицо в ладонях. Но Кмен, единственный из всех, смотрел на новорожденного без отвращения. Поэтому Фея взяла склизкое тельце и принялась гладить шестипалыми руками, пока кожа мальчика не окрасилась в матово-красный, как у его отца, цвет. Несколько прикосновений к крохотному личику – и присутствующие глаз не могли отвести от очаровательного маленького принца. Амалия протянула к нему руки, но Фея передала ребенка Кмену и тут же направилась к двери, ни разу не оглянувшись. Король не стал ее удерживать.

Фея задыхалась и на полпути вышла на балкон глотнуть свежего воздуха. Она вытирала дрожащие руки о платье, пока не перестала чувствовать на пальцах теплое тельце принца.

Ребенок. В ее родном языке давно уже не существовало такого слова.

Однажды Джон Бесшабашный уже удостаивался аудиенции у Горбуна. Правда, тогда у него было иное имя и иное лицо. Неужели он здесь всего пять лет? Трудно поверить, хотя за этот срок Джон узнал много нового о времени. О днях, которые растягиваются на годы, и годах, сменяющих друг друга так же быстро, как дни.

– Значит, эти будут лучше?

Принц Луи широко зевнул, прикрывая ладонью рот, и Горбун недовольно поморщился. Диагноз Луи, летаргия Белоснежки, давно уже ни для кого не был секретом. Правда, при дворе замалчивали, где и когда кронпринц подцепил этот недуг (из уважения к техническому прогрессу действие черной магии называли не иначе как болезнью). Однако в парламенте Альбиона уже вовсю обсуждали опасности и преимущества, которые повлечет за собой появление на троне Лотарингии короля, в любой момент готового провалиться в многочасовой беспробудный сон.